Призрак пера [litres]

Да. На самом деле так и есть. Вчера с Риккардо все прошло хорошо. Мы сели на скамейку на набережной. Под мягким солнышком, как два дурачка-скаута, приготовили себе сэндвичи и съели их, разглядывая лодки на реке, возвышающийся холм, парочку бегунов и пару первых прилетевших уток.

Все это время мы молчали.

Пожимаю плечами, отгоняя воспоминание.

– Так как ты, похоже, все уже знаешь, может, поговорим о другом?

– Нет, потому что Риккардо кое-что передал для тебя, просил отдать, как только увижу. – Он достает из ящика стола сверток в красной оберточной бумаге. Похоже на сладости. Смотрю на Энрико, потом на сверток, потом снова на Энрико. Сам он уставился на меня с этой нелепой, точно разрезанной бритвой улыбкой, и я понимаю, что покоя мне не видать, пока не разверну подарок прямо перед ним.

– Смотрите, не забудь про записку, – щебечет Энрико.

Под верхним слоем бумаги в самом деле лежит сложенный пополам розовый листок. Открываю и читаю:

«Твое питание я теперь беру в свои руки. Вот это, как мне показалось, особенно подойдет».

Снимаю упаковку, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы этот вуайерист, мой начальник, не очень-то радовался. Внутри оказывается торт в форме книги. По правде говоря, это настоящее сладкое сокровище: с основой, корешком и верхней обложкой из густого слоя тающего шоколада, а внутри со страницами из воздушного бисквита и крема.

Энрико издает жеманный смешок.

– Так-так, похоже, кто-то произвел впечатление! – восклицает он, и мне неожиданно хочется куда-нибудь трансгрессировать.

Но да, вчера с Риккардо все действительно прошло хорошо.

Уже ближе к концу сэндвича и, что важнее, к концу бокала вина я впервые прерываю молчание:

– Что ж… Итак? Что мы делаем? – Лучше сформулировать вопрос мне не удается. И это странно, учитывая, что моя работа как раз состоит в том, чтобы лучше формулировать.

– Едим, – отвечает Риккардо с полным ртом.

Я выразительно смотрю на него, как бы говоря, что все он прекрасно понял. И ведь правда же понял.

– Если честно, я и сам не знаю, – пожимает плечами он. – Снова встретиться было… здорово. И я понял, что так тебя нормально и не поблагодарил за то, что ты для меня сделала. Сказать по правде, даже не помню, благодарил ли вообще. Что, мягко говоря, непростительно.

– Я выполняла свою работу, за которую мне регулярно платят, – преуменьшаю я, сама это замечая. Благодарность звучит так сладко. Будто мед для больного горла. Я и забыла, как мне этого недоставало. Даже страшно, что слова благодарности могут настолько тронуть, особенно такие.

– Да, и кстати… – Риккардо проводит рукой по волосам. – Прости за дерзость, но Энрико тебе… платит достаточно? Что скажешь, если я… я подумал… в общем, что скажешь, если я пересмотрю контракт с издательством и внесу туда твой процент с продаж книги?

Хмурюсь, поворачиваюсь к Риккардо. Я почти разочарована.

– Не пойми меня неправильно, – поспешно добавляет он, вновь вцепляясь в волосы. – Я позвал тебя сюда не о деньгах говорить. Просто сейчас я понимаю, как тут все устроено, и больше ничего не могу предложить, кроме этого решения и моей благодарности. Мне стыдно за Энрико, что он с самого начала этого не сделал.

– Риккардо, – прерываю его я. – Мы оба прекрасно знаем, что мое имя не может появляться в контрактах между тобой и издательством «Эрика», потому что, выплыви оно наружу, объяснить все будет очень сложно. Мы с Энрико с самого начала так договорились: платят мне, как я уже упоминала, регулярно, может, и не заоблачные гонорары, но без задержек, и я знаю, что делаю и где мое место. Лучше так. А… а ты не должен приглашать меня куда-то или дарить подарки просто потому, что чувствуешь себя в долгу передо мной.

Чтобы подчеркнуть, что в самом деле верю в то, что говорю, допиваю последний глоток из бокала. Когда мы пьем, подбородок задирается, что придает напускной храбрости, пусть и искусственной. Этому трюку я научилась в восемнадцать лет, когда часто ходила пить и демонстрировать храбрость.

Но неужели я действительно верю в то, что сказала?

Ну да. Верю. Деньги меня не интересуют. Всегда говорю, что вообще-то интересуют, потому что деньги есть деньги, и если я сосредотачиваюсь на оплате, если говорю себе, что это работа как работа, то не думаю о том, что делаю и для кого, и могу выкинуть из головы все вопросы о собственной жизни, из-за которых иначе бы ночи не спала. Но правда в том, что деньги меня совсем не волнуют, особенно сейчас. Сейчас мне гораздо важнее то «спасибо». А также ответ Риккардо на мою последнюю фразу.

Он смотрит на меня несколько секунд молча и только потом произносит:

– Я чувствую себя в долгу, это правда. Но с тех пор как мы снова встретились, мне хочется видеть тебя чаще вовсе не из-за этого.

Вот же паршивец. Правильный ответ.

– Энрико, ты же позвал меня не для расспросов о нашей встрече с Риккардо, правда? – возмущаюсь я. Самый лучший способ скрыть смущение.

Энрико в поисках нужных слов набирает в грудь побольше воздуха: