Но действительно важная составляющая, помимо достоинств внутреннего убранства, – это посетители. Сегодня здесь яблоку негде упасть, вместо людей под кроваво-красными лучами угадываются одни очертания. Непрерывный горизонт голов, в основном слишком волосатых, который, когда наконец находишь взглядом сцену вдалеке, оказывается, двигается под музыку, одержимый ритмом. В толпе виднеются мужчины с черными кругами вокруг глаз от подводки и мужчины с черными кругами вокруг глаз от алкоголя, женщины, одетые как проститутки, официантки, одетые как проститутки, семнадцатилетние начинающие проститутки, тоже одетые как проститутки. То есть что не черное, то красное. Плакат снаружи – в единственном месте, где его хоть как-то можно прочитать, – сообщает, что на долгожданном вечере молодых музыкантов «Мы расцветаем в тени» по очереди выступят восемь групп, для которых это вообще первое выступление, то есть средний возраст участников и зрителей сильно ниже обычного. Присмотревшись, можно в самом деле различить стайки подростков, нескладных и непропорциональных (головы слишком большие, плечи слишком покатые, еще заметны детские припухлости и странные, только пробивающиеся ростки усов и бороды), и нарядившихся по такому поводу как можно более вызывающе. (Я могу и ошибаться, но, клянусь, один был одет в черный мусорный мешок, разрезанный наподобие мантии.) Встречаются также и постоянные клиенты, крепкий костяк металистов за сорок с лишним, с волосами на затылке столь же длинными, сколь редкими спереди, широкими плечами в татуировках десятилетней давности, виднеющихся из-под кожаных жилетов. Я ничего не имею против металистов старше сорока с татуировками. Даже наоборот. Люди, которые одеваются в черную кожу и по прошествии определенного возраста – какие у меня могут быть претензии, только смутно-грустное чувство солидарности. Но это завсегдатаи Квиксэнда, и раз они сегодня здесь, я вовсе не исключаю, что пришли они в надежде съесть какого-нибудь свалившегося со сцены мальчишку.
Сцена, как я уже говорила, находится в глубине зала. Выступающая сейчас группа является воплощенным образчиком стиля death metal. Вокалист группы весит, судя по всему, килограммов тридцать шесть, и каждую секунду теряет по сто грамм от одного только рева в микрофон. Полагаю, следующие несколько часов его мама будет заливать в него молоко с медом и натирать мазью от простуды. Если хорошенько подумать, ему бы и парочка капельниц не повредила. Склонившись над инструментами, гитарист и басист играют что-то в бешеном темпе, закрыв и струны, и руки длинными шевелюрами, подпрыгивающими в ритме бас-барабана. Громкость такая, что, видимо, администраторы в целях экономии просто наняли глухого звукооператора. Но публике нравится, судя по тому, как все более или менее непроизвольно трясут головами в такт музыке, как одно размытое потное пятно.
– Потрясающе! – кричит Моргана.
– Пугающе! – кричу я.
Моргана кивает, и я не совсем понимаю: это потому, что на этом этапе жизни для нее «потрясающе» и «пугающе» синонимы, или потому, что музыка настолько громкая, что она просто меня не поняла. Озадаченно поглядываю на нее. Выглядит Моргана сегодня очень симпатично, по-взрослому сексуально с макияжем, который ей сделала я и который она всю дорогу рассматривала в зеркальце в машине.
О дьявол. С чего-то же надо начинать. В конце концов, прежде чем стать королевой мизантропов, я сама сюда часто приходила. Так что подталкиваю свою маленькую подружку вперед, и мы ввинчиваемся в толпу.
– Спасибо всем, мы the Bullets! – кричит певец, чей голос неожиданно напоминает Даффи Дак. Взмахивает руками в прощальном жесте и добавляет: – После нас выступит Metal Machine! – Зрители аплодируют, у сцены подпрыгивает и визжит чья-то девушка. По ступенькам сбоку им на смену уже поднимается другая группа подростков, которые хлопают по ладоням своих предшественников и занимают сцену. В эти несколько минут приготовлений снова можно говорить с приемлемой громкостью.
– Группа Эм выступает следующей, – говорит Моргана, запомнившая список у входа. – Они выбрали себе название «Теория струн». Здорово, да? – спрашивает она почти умоляюще, будто просит моего одобрения в выборе возлюбленного. Вдруг она вся цепенеет и круглыми глазами смотрит куда-то. – Боже, вон он! Это он, там, внизу! – Моргана вцепляется мне в руку фиолетовыми ногтями и указывает на долговязого парня с пивом в руке у входа в туалет. – Правда, он красивый? Прошу, скажи, что да!
– Ничего, – признаю я. Вообще я боялась, что будет хуже. Волосы у него собраны в аккуратный хвостик, профиль приятный, да и одежда вроде бы не имеет ничего общего со смехотворными нарядами малявок вокруг. Он болтает с, как я предполагаю, своей группой, выглядит спокойным. Отлично. Разумеется, мне нужно услышать, как он говорит, узнать его средний балл в школе и посмотреть генетическую карту, чтобы точно дать свое одобрение, но мне кажется, у Морганы хороший вкус.