Ирония состояла в том, что на самом-то деле он должен был гордиться своими прыжками с парашютом. Ведь вначале он отчаянно боялся самолетов. Позже, когда мы лучше узнали его, он рассказал нам об этом в клубе. Обычно он любил выпивать в компании, чтобы иметь аудиторию для своих рассказов, но любил также бывать со мной и с Розеном и выпивать втроем. Думается, это объяснялось просто. Мы с Розеном всегда занимали первое и второе места по работе с книгой. Батлер, который удивительно хорошо выступал в аудитории, тем не менее признавал наше превосходство над собой. По-моему, он видел в нас будущих сотрудников Восточных отделов, которые, с его точки зрения, были главными в ЦРУ. Соответственно мы с Розеном стали объектами его изучения. С другой стороны, нельзя сказать, чтобы он не питал к нам презрения. И обожал учить нас жизни.
— Вы, ребята, не в состоянии это понять. Большой сильный мужик, ха-ха. Почему же он так боится летать? Ерунда все это. У меня, как я это называю, страх сверхатлета. — Он в упор посмотрел на нас, потом вдруг улыбнулся, словно сбил нас с ног. — Ни одному из вас не понять, что творится в мозгу атлета. Вы мыслите на уровне спортивных писак. Они смотрят и ничего не понимают. А атлет высшей категории — он телепат. — Батлер кивнул. — Некоторые из нас обладают способностью заставлять передвигаться предметы при помощи гипноза — нет, не гипноза, а телекинеза. Находясь в соответствующем состоянии, я могу не только предугадать следующее движение противника, но могу с помощью телекинеза передвинуть мяч.
— Изменить его полет? — переспросил Розен.
— Сдвинуть его в длинной пассовке на один фут. А когда подброшенный в воздухе мяч падает на землю, я могу заставить его подпрыгнуть.
— Ты просто псих, — сказал для собственного успокоения Розен.
Батлер протянул руку, схватил верхнюю губу Розена большим и указательным пальцами и сжал.
— Прекрати, — умудрился выкрикнуть Розен, и, к моему удивлению, Батлер отпустил его. Розен обладал удивительной силой подавления чужой воли — так избалованный самоуверенный мальчишка способен справиться с полицейской ищейкой. До известных пределов.
— Зачем ты так? — обиделся Розен. — Мы же просто разговаривали.
— Здесь этому не учат, — сказал Батлер, — но так справляются с истеричками. Схвати ее за верхнюю губу и сожми. Я с шестнадцати лет пользуюсь этим приемом в номерах мотелей. — Глотнул пива. — Черт подери, Розен, да неужели вы там, в Нью-Йорке, понятия не имеете, как себя вести? Истеричка доводит меня до бешенства, а разговор с мужиком — нет.
— Я тебе не верю, — сказал Розен. — Это туфта. Телекинез нельзя рассчитать.
— Конечно, нельзя. Принцип неопределенности Гейзенберга применим и тут.
Мы рассмеялись. Но на меня произвело впечатление то, что Батлер упомянул принцип неопределенности Гейзенберга.