— Ах ты, паскуда! — Тереза рассвирепела. — Это ты меня глупой назвал? Выкуси, тварь! — И она с размаху врезала ему в челюсть.
Высокомерного мента снесло со стула. Ильтен зажмурился. Чего-то подобного от Терезы следовало ожидать, но как же некстати! Теперь их точно заметут, припаяют и оскорбление должностного лица, и тяжкие телесные повреждения…
— Да как у тебя, гада, язык повернулся такое сказать, будто мы ее убили? Как у тебя мозги осмелились об этаком подумать? — Она пнула ногой пытающегося встать мерзавца, и пусть скажет спасибо, что в домашнем тапочке, а не в подбитой титаном «шпильке». — Или их у тебя просто нет?
— Вы… арестованы, — выдавил легавый, корчась на полу, и потянулся к пистолету.
— Да щаз! — Тереза выбила пистолет из руки; кажется, заодно кисть сломала. Так и надо этой сволочи! — Ты у меня остаток жизни в больницах проведешь! — Еще удар. — И будешь жалеть, что не сдох сразу!
Этому кретину повезло. Ну, в какой-то мере. От участи калеки его невольно спас Маэдо, которого Ильтен успел известить о смерти дочери. Маэдо бросился к Ильтенам бегом, забыв про машину, а потом и про лифт, и достиг двери в самый критический момент. Первое, что он увидел, переступив порог — это валяющийся на окровавленном полу безопасник, которому его любимая с остервенением доламывала третье ребро.
— Стоп! — гаркнул он, мгновенно собравшись. — Что тут случилось?
— Этот ублюдок… — зашипела Тереза, примериваясь, куда бы еще ударить.
Он поспешно оттеснил ее, самоотверженно закрывая коллегу собой.
— Этот ваш сотрудник, — Ильтен осуждающе посмотрел на стонущего легавого, растерявшего всю самоуверенность, — обозвал Терезу дурой и обвинил нас в убийстве ребенка.
Маэдо брезгливо оглянулся на вякающее тело. На какой-то миг им овладело искушение отдать его Терезе, пусть выместит свои чувства до конца. Вот идиот!
— Это не мой сотрудник, — отказался он. — У меня подобные олигофрены не служат.
Однако долг взял верх над эмоциями. Подобрав пистолет придурка, он потыкал в телефон и вызвал врача. Потом аккуратно обхватил за плечи Терезу, белую от горя и ярости, и потянул ее по направлению к спальне. Она не сопротивлялась. Ильтен последовал за ними.
Крошечная Элеонора лежала в своей постельке, словно все еще спала. На губах — тающий след улыбки. У Маэдо защемило сердце.
— Она… — он сглотнул, — точно не жива?
Тереза зарыдала. Маэдо взял крошку на руки, такую непривычно холодную, и понял: да, всё. Прижал ее к себе и тоже заплакал. Одно дело — знать, что так и должно было случиться, и совсем другое — держать в руках мертвую дочку. Ильтен обнял Терезу — не Маэдо же обнимать, — и она уткнулась ему в грудь, моментально намочив слезами рубашку, а в его глазах тоже стояла влага.
И тут прозвенел звонок в дверь. Это явились Хэнки с бисквитом, которых никто не успел предупредить, что праздник отменяется. А следом — доктор из неотложной помощи с санитаром.
Леррину Джинази было плохо. Во-первых, чисто физически. Он вообще не понимал, каким чудом остался в живых. Его увезли в больницу с переломами трех ребер, челюсти и кисти и с внутренней травмой селезенки. Да, сотрудник службы охраны безопасности должен быть готов к неприятностям, но дело никаких сложностей не обещало. Всего лишь проверка смерти ребенка. К сожалению, дети иногда умирают, и крайне редко в этом виноваты родители. Джинази с первого взгляда понял, что убитые горем муж и жена если где-то и недоглядели малость, то казнят себя за это хуже любого суда. Но он захотел получить с них хоть что-то. Задача казалась простой: супруги морально раздавлены, припугнуть их чуть-чуть — и пара тысяч в кармане, а ни одна тысяча и даже сотня для младшего командира лишней не будет. И вроде бы муж начал конструктивный диалог, но жена его как с цепи сорвалась. Когда она рявкнула, он сперва не осознал угрозу: ну, повысила баба голос, подумаешь. Решать-то все равно мужу, а за неподобающий тон его женщины можно содрать еще пятисотку-другую. Чего он совершенно не ожидал — это что бешеная баба примется его избивать с явным намерением искалечить, если не забить до смерти. Теперь ему придется провести в больнице ближайшие две-три декады. И доктор еще сказал, ему повезло, что обломки ребер не проткнули сердце.
Во-вторых, Джинази, абсолютно того не ведая, перешел дорогу большому начальнику из городского управления, местной звезде службы охраны безопасности. И какой зохен дернул его за язык ляпнуть, будто ребенок не от того отца? Он же не знал, что это ребенок высшего командира, который сожрет неосторожного молодого офицера с потрохами и не подавится!
Пока он этого не знал, лелеял мысль отыграться на семейке Ильтен за полученные травмы. Оскорбление, нападение — этого вполне достаточно не только для штрафа и компенсации медицинских расходов, но и для реального срока каторги. А если бабе станет жалко мужа, пусть ползает перед Джинази на коленях и умоляет, чтобы обошлось щтрафом, и уж он ей отплатит за все, что от нее стерпел. И тут такой удар!