Призрак с улицы Советской

— Если молодой человек, полный сил и здоровья, приходит к ворожее, нетрудно догадаться о его душевном состоянии, — мягко сказала Анна Сергеевна. — А вот и ваш кофе готов. Предпочитаю для гостей варить сама. — И она снова проплыла к буфету, налила чашку. Потом открыла дверцу портативного холодильника, каким-то образом встроенного в буфет, и достала графинчик. Вернувшись к столику с графином и стаканом богемского стекла, предложила: — Для контраста и полноты вкусового восприятия кофе латиноамериканцы запивают холодной водой. Итак, я вас слушаю.

— А гадать не будете? — простодушно спросил я.

— Ну почему же? Конечно, буду. Но вы человек цивилизованный, и я не собираюсь обставлять наш сеанс средневековым антуражем. Для начала за кофе и чаем просто поговорим о жизни.

— Не знаю, как начать. От меня ушла жена. А может, ее увели… — Я осекся. Откуда-то полилась тихая органная музыка.

— Не любите орган? — осведомилась ворожея. — Или музыка мешает вам?

— Да нет, ничего. Это просто от неожиданности. — И я добавил, чтобы окончательно расположить хозяйку: — Это все так приятно и действует так расслабляюще…

— Вот и хорошо. Пейте кофе, слушайте музыку и рассказывайте. Безвыходных положений не бывает.

— Так вот. Был я в командировке. Целых три месяца. Вернулся — нашел записку: «Не ищи. Прости. Таня». Конечно, кинулся я по знакомым. Никто ничего не знает. Вдруг на четвертый день звонят из милиции. Я перепугался страшно, кричу: «Что с моей женой?» Мне какой-то милицейский чин говорит, приезжайте, нам надо с вами поговорить.

В милиции задают какие-то дурацкие вопросы: хорошо ли мы жили, не пил ли я, не употреблял ли наркотики, потом говорят: «Ваша жена попала в дурное общество, мягко говоря». И показывают кассету с порнофильмом, в котором снята и моя жена. Правда, не в самом страшном виде, но… я был в отчаянии. А они мне говорят: «Кассету мы взяли в притоне, в поселке Александровская, а жену вашу не нашли. Будем искать!»

Я домой вернулся, а мне звонят. Какой-то аноним предлагает вернуть жену за огромный выкуп. У меня и денег таких нет. Бросился к знакомым. Есть у меня ребята, которые по моим предположениям связаны с криминальными кругами. Они говорят: свяжем тебя кое с кем, называют какого-то Муксинова… — Я вдруг заметил, что голос мой отдаляется и звучит где-то в стороне, причем все глуше и глуше. Музыка обволакивала и затягивала. Я сделал усилие, чтобы вырваться из навалившегося вдруг оцепенения, увидел огромные глаза женщины, пристально разглядывавшей меня, услышал, как она спрашивает: «Любите стихи?», подумал: «А при чем здесь стихи?», а женщина тихо стала декламировать:

В огромном омуте прозрачно и темно,
И томное окно белеет;
А сердце — отчего так медленно оно
И так упорно тяжелеет?

Я почувствовал блаженную истому, хотел сказать, как мне хорошо, и не смог. Женщина прекрасная и совершенно неземная почему-то взлетела, а стихи все продолжали звучать:

Душный сумрак кроет ложе,
Напряженно дышит грудь…

Мягкое покрывало накрыло меня…

Глава тринадцатая

Очнулся я в комнате, залитой солнцем. Я лежал на кушетке. Во рту была страшная сухость, болела голова. Я приподнялся на локте и огляделся. Чистые беленые стены, на них несколько картин, дощатый стол «под село», такие же стулья вокруг него, окно забрано узорной металлической решеткой. Соображалось трудно. Я лег и закрыл глаза. Постепенно память возвращалась. Гадалка… Глаза… Стихи… Кофе… Кофе! Я глухо застонал. Меня опять опередили. Я сунул руку под пиджак, кобуры с пистолетом не было.

Я встал, подошел к окну. Сквозь голые ветви деревьев виднелся бетонный забор, дальше за такими же заборами краснели кирпичные виллы разнокалиберной архитектуры. Похоже — Озерки, подумал я. Неподалеку, в доме-корабле живет мой давний приятель Валерий Кулешов. Да что толку…

Дверь открылась, в ней стоял амбал с бычьей шеей, в просторном малиновом пиджаке, канареечной рубахе и черно-красном галстуком.

— Пошли, мент, раз очухался!

Мы прошли по короткому коридорчику и вошли в просторную гостиную, обставленную явно в подражание мексиканским «мыльным операм». В центре, лицом к зрителям диван, за ним справа лестница на второй этаж, слева дверь в другую комнату.

У правой стены — полированный столик на гнутых ножках. В кресле расположился человек лет сорока, в свободном сером свитере и джинсах. За ним чуть левее стоял еще один амбал в малиновом пиджаке.

«Униформа, что ли?» — подумал я.

— Прошу вас, Вячеслав Андреевич, присаживайтесь, — пригласил человек в свитере. — Меня зовут Валентин Леонидович, а фамилия Снетков. Прошу прощения, что пришлось доставить таким необычным способом, но в ходе разговора вы поймете, что выхода у нас не было.

Поскольку я молчал, Снетков продолжил:

— Итак, Вячеслав Андреевич, буду с вами откровенен. Впрочем, прошу прощения, за делами совсем забыл о законах гостеприимства. Могу предложить водку, джин, виски, пиво.