Призрак тебя и меня (ЛП)

Я подавляю вздох, а затем следую за Уэсом.

— Уэс, подожди! — Он разворачивается с настороженным видом, и я торопливо догоняю его. — Я вовсе не против подвезти тебя на работу. — И на ходу сочиняю: — Просто я растерялась. Так вот, где ты сейчас живешь?

Уэс поправляет рюкзак.

— Да. Мы переехали сюда полгода назад.

Я жду объяснений, но понимаю, что зря. Не буду больше ничего вытягивать из него. Он поднимается по бетонной лестнице к белой двери в дом из красного кирпича. На маленьком крыльце — тот же коврик, который лежал перед его старым домом.

Уэс пинает его, пока выуживает из кармана ключи, и откашливается.

— Ты точно не против?

Я улыбаюсь.

— Конечно, нет. Мне все равно сегодня нечем заняться. Буду рада помочь.

Отпирая замок, он еще раз бормочет слова благодарности, а затем оглядывается через плечо. Делает вдох и, толкнув дверь, делает приглашающий жест, что несколько удивляет меня. Я думала, он зайдет и захлопнет дверь перед моим носом.

Внутри я узнаю знакомую мебель, но ее стало намного меньше. Чтобы не захламлять квартиру, они сохранили только самое нужное.

Здесь некоторый беспорядок, что определенно странно — миссис Дэлани всегда была помешана на чистоте, — но не полный бардак. В раковине стоит пара тарелок, на журнальном столике раскиданы какие-то бумаги, а на полу перед телевизором лежит игровая приставка, джойстик и коробочки игр. Квартира напоминала бы холостяцкую берлогу, если бы не дорогая мебель в гостиной и фотографии в рамках над развлекательным центром.

Одна фотография заставляет мое сердце биться быстрее, и я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть ее. На ней мы с Уэсом и Спенсером стоим на футбольном поле после домашней игры. Ребята одеты в футбольную форму, а я в наряде болельщицы. Спенсер, зажатый между мною и Уэсом, с головы до ног облит красным пуншем — товарищи по команде окатили его после того, как он забил решающий гол. Мы улыбаемся, словно жизнь абсолютно прекрасна.

— Мисси Халгрен сделала это фото, и его напечатали в местной газете.

— Я помню, — шепчу я. В груди так сильно жжет, что едва получается говорить.

— Помнишь что? — спрашивает Уэс.

Я вздрагиваю, осознав, что о фотографии сказал Спенсер.

— Этот снимок, — отвечаю поспешно. — О Спенсере написали статью и напечатали там это фото.

Уэс как-то оцепенело кивает. Его глаза не могут оторваться от снимка.

— Когда я увидел его, то позвонил Мисси и попросил подарить мне. Это последняя фотография перед тем, как…

Я рада, что он не заканчивает предложение. Говорить на эту тему больше не хочется, и я отхожу и рассматриваю прочие снимки. Добравшись до фотографии мамы Уэса, я застываю. Она, полностью лишившаяся волос, лежит на больничной койке, а Уэс и мистер Дэлани стоят по обе стороны от нее с такими же лысыми головами.

В животе завязываются узлы, и все, наконец, обретает смысл. Я понятия не имею, что сказать. Глядя на фото, я чувствую себя так, словно вторгаюсь во что-то чересчур личное, но оторвать взгляд не могу.

— Ей поставили диагноз в прошлом году за две недели до домашней игры, — говорит Уэс. Его голос дрожит. Он смотрит на фото, но по его сжатой челюсти ясно, что он решил все объяснить. — Она слегла очень быстро. Я перешел на дистанционное обучение, чтобы ухаживать за ней, пока отец на работе. Изначально ей давали три месяца. Прошел год.

Я проглатываю горящий ком в горле.

— Это ведь хорошо, да?

Уэс кивает.

— В большинство дней я так и думаю. Но иногда, когда у нее начинаются сильные боли…

Его голос опять обрывается, поэтому я, как у больницы, беру его за руку. Он сразу сжимает ее.

— Чтобы оплатить счета за лечение, мы продали дом и переехали в этот район, потому что отсюда недалеко до больницы. Маму положили туда две недели назад, когда ей стало хуже, и она больше не могла оставаться дома. Вот, откуда я знаю всех в том отделении. Мы приходили к ним целый год, и теперь я провожу там столько времени, сколько могу.

В глазах начинает щипать, поэтому я отпускаю руку Уэса и отворачиваюсь.

— Извини. Я не должна была ничего говорить. Это не мое дело.

Я вздрагиваю, почувствовав на плече его руку.

— Не извиняйся. Такое облегчение, что ты наконец-то узнала. Я хотел рассказать тебе раньше, просто не знал, как поднять эту тему, поскольку между нами все так странно.

Внутри меня сплошные осколки. С учетом всего, что случилось в последнее время, на меня наваливается такое острое горе, что я разворачиваюсь и, не думая, крепко обнимаю его. Сжимаю так сильно, как только могу, и зарываюсь лицом ему в грудь. Его руки тоже обхватывают меня, и он держит меня в таких нежных объятиях, что шквал эмоций во мне притупляется до легкой пульсирующей боли. Я припадаю к нему и, расслабляясь, чувствую, что его тело делает то же самое.

После аварии люди всегда говорили мне, что они сожалеют о гибели Спенсера. Это никогда не приносило мне утешения, только боль, поэтому я не говорю Уэсу, что сожалею о его матери. Он и так это знает.