Призрак тебя и меня (ЛП)

— Я не знала, что она целый год хранила этот секрет, но вчера она на меня разозлилась и объявила всем, будто я изменила с тобой Спенсеру, и именно поэтому он напился и погиб. Теперь меня все ненавидят. — Мой голос надламывается, я впиваюсь глазами в дорогу, а затем пожимаю плечами, словно так можно стряхнуть вес его взгляда. — Конечно, они винят меня.

Между нами повисает густое молчание, которое становится еще более неловким, когда мы останавливаемся на светофоре. Наконец вспыхивает зеленый, и Уэс шепчет, словно его подтолкнуло и заставило говорить движение автомобиля:

— Не надо было мне целовать тебя.

Я не возражаю. Здесь наши мнения совпадают. Тот поцелуй, каким бы невероятным он ни был, — самое большое сожаление в моей жизни. И он, наверное, чувствует то же. Но есть одна вещь, которую я должна выяснить.

— Но зачем ты это сделал? Ты же ненавидел меня.

Уэс трясет головой.

— Я не ненавидел тебя.

Я стреляю в него острым взглядом, заворачивая на парковку отеля.

— Ненавидел. С тех пор как я попросила Спенсера стать моим парнем, ты возненавидел находиться рядом со мной. Тебя бесило, когда мы были втроем. Бесило, когда мы со Спенсером гуляли одни. Ты всегда старался его увести, а меня целенаправленно избегал.

Уэс не спорит со мной. Потому что не может. Мы оба знаем, что это чистая правда. Его плечи резко опускаются под грузом вины. Он не отвечает, поэтому я, желая наконец-таки высказаться, вновь заговариваю:

— Я не понимаю. — Я не могу удержать голос ровным. — Ты заставил меня чувствовать себя ужасно из-за любви к нему. Мы были лучшими друзьями, а затем ты внезапно стал холодным и вредным. И таким злым. Все между нами навсегда изменилось.

Я останавливаюсь у парадного входа в отель. Уэс смотрит в окно и кивком здоровается с двумя другими парнями, которые стоят у дверей, одетые в такую же забавную униформу, но из машины пока не выходит.

— Все было сложно, — бормочет он.

Я фыркаю. Звук совсем тихий, но полон печали.

— Как и сейчас, разве нет?

Его рука замирает на ручке дверцы. Шумно сглотнув, он, наконец, поднимает глаза, и глубина печали в них поражает. Он такой же сломленный, как и я. Когда он заговаривает, в его мягком шепоте столько же сожаления, как и во взгляде.

— С тобой всегда будет сложно, Бэйли.

Уэс не оставляет мне времени на ответ и выходит. Не то чтобы я знала, что на это ответить. Начиная закрывать дверцу, он делает паузу и говорит напоследок:

— Как бы там ни было, мне очень жаль. — Он старается улыбнуться, но получается скорее гримаса. — Спасибо, что подвезла.

Я не могу подобрать слова, поэтому просто киваю, а затем он бесшумно закрывает за собой дверцу.

Глава 16

На следующей неделе я начинаю жалеть, что доктор Московиц снял меня с медикаментов. После вечеринки меня бойкотируют в школе, и если бы я по-прежнему принимала антидепрессанты, мне было бы все равно, что все мои друзья меня бросили. Теперь Шарлотта — мой единственный друг. Я так рада, что она переехала к нам. Без нее у меня вряд ли получилось бы выжить.

Спенсер тоже часто появляется рядом. Я не могу решить, блаженство это или же пытка. Его присутствие дарит и радость, и боль, поскольку это не то же самое, если бы он был живым, и я знаю, что он никогда не вернется. Он намекнул, что его время со мной подходит к концу, и я боюсь, что потерять его снова будет еще тяжелее, чем год назад.

— Все хорошо, Бэй-би. Твой выход.

Бодрый голос Спенсера и нелепое прозвище вытягивают меня из хандры, и я обнаруживаю, что все на меня смотрят. Сегодня у нас тест на ведущую скрипку в оркестре. Я должна была выступать третьей, но судя по всему, четвертый и пятый скрипачи свою партию уже отыграли. Я так отключилась, что не заметила.

Оглядевшись, я снова встречаюсь взглядом со Спенсером, и он с энтузиазмом поднимает два больших пальца вверх.

— У тебя все получится. Просто играй, как мы репетировали.

Мы? Тяжело удержаться и не закатить глаза. После того, как я подвезла Уэса на работу, наше взаимодействие снова стало скованным и неловким, отчего Спенсер стал поистине неумолим со своей кампанией под девизом «Подружись с Уэсом». Он постоянно следует за мной по пятам. Однажды он провел со мной в школе весь день и, узнав, что в оркестре меня перевели на третье место, до ужаса разозлился.

Раньше я была первой скрипкой, но после гибели Спенсера перестала вкладывать в музыку душу. У меня не осталось сердца, чтобы играть. Спенсер решил взять это на себя и на протяжении двух недель муштровал меня, заставляя упражняться на скрипке.

— Сколько можно тянуть? — бурчит кто-то, и я, вздрогнув, морщусь, а потом, глядя на мистера Дэниелса, поднимаю скрипку к подбородку.

— Извините.

— Все в порядке, Бэйли. Начнешь, когда будешь готова.

— Вскружи этому старому индюку голову, Бэй.

Он так сверлит мистера Дэниелса взглядом, что мне хочется фыркнуть. Наверное, он заметил в глазах моего руководителя отсутствие веры. Не то чтобы я это не заслужила. Удивительно, что я до сих пор третья, а не пятая скрипка.