Призрак в храме

— Вы забыли о решетках, Монах, но вы сделали и более серьезную ошибку. Записка, которую вы положили в коробочку, не выглядит достоверно. Зачем бы девушке, умирающей от голода и жажды, указывать в дате год? Мне сразу стало ясно, что такое совершенно невозможно. А потом, после того как я понял, что нефритовый диск должен указать на место, где она предположительно содержалась, я убедился, что послание — подделка. Если даже допустить, что она могла найти такую шкатулку среди прочего хлама в погребе и имела при себе трут, чтобы зажечь валявшуюся там старую свечу, ни один человек в здравом уме не поверит, что отчаявшаяся девушка, чувствуя, что ее жизнь кончается, придумает такую сложную головоломку. — Указывая на крышку стола, он продолжил: — Такую головоломку скорее может изобрести изощренный ум человека, целыми днями раздумывающего над магическими рисунками.

— Но зачем мне было подделывать записку от умирающей девушки, судья?

— Чтобы шантажировать ее убийцу. Это один из ваших нищих отнес черную шкатулку Ли Ку, получив от вас задание сказать ему, что нашел ее возле кроличьей норы на склоне за храмом. Кроличья нора сразу натолкнула бы убийцу на мысль о вентиляционной шахте, и это дало бы ему понять, что тот, кто послал шкатулку, все знает, что его мерзкое деяние стало известным, потому что барышня Нефрит не погибла при падении в погреб, а в последние часы жизни написала своей кровью эту записку и выбросила ее наружу через вентиляционную шахту. Мне, Монах, это подсказало еще одну важную вещь. Отправитель шкатулки знал, что убийца, столкнув барышню Нефрит в погреб, сразу же закрыл погреб, не проверив, погибла ли она. Ответьте мне, Монах, откуда вы знали это?

Тот ответил не сразу, погрузившись в глубокую задумчивость. Когда он наконец заговорил, у него был очень усталый голос.

— Тала мертва, а теперь и я умираю. Почему бы не рассказать вам правду, судья? Тала была в храме в ту ночь десятого дня. Она была связана мистическими узами с центральной точкой храма, изображением священного цветка лотоса, вечного символа источника жизни, освященного длительными жертвоприношениями. Каждое полнолуние она шла туда, чтобы сжечь кусок священного дерева. Тала увидела, что молодая женщина входит в зал, и пошла за нею. У открытого погреба стоял Ли Ку, и Тала видела, как он столкнул вниз девушку и закрыл люк. Она не спрашивала Ли Ку, почему он сбросил девушку в погреб. Тала никогда не задавала вопросов.

— Вчера она сделала это, — сказал судья. — Когда мой помощник пришел к ней, она спросила у своего бога о девушке, после того как узнала у помощника, что ее звали Нефрит.

Ответ был, что Нефрит умерла в десятый день из-за того, что у нее была сломана шея. Это правда, этим вечером я сам осмотрел ее тело. Бог Талы сказал ей также, что она сама умрет в тот же день. И это тоже свершилось.

Монах медленно покачал головой.

— Тала была сильной, судья. Сильнее, чем я, и Ли, и Ян. Но ее бог сильнее, чем она. Тала была обручена с ним странными обрядами, пересекающими границу жизни и смерти. Вы спросили о моей подделанной записке. Я послал ее Ли, чтобы испугать его. Испугать, чтобы он отдал мне это золото. Тогда я смог бы забрать у него Талу. После своего бога она принадлежала мне. На следующий день я послал Косоглазого, моего старого помощника, сидящего там на окне, к Ли домой. Чтобы вызвать его ко мне в подвал. Но Ли, очевидно, не понял, потому что не явился.

— Не нужно было мазать грязью шкатулку, Монах. Ян вышел к дверям и купил шкатулку, но больше ни он, ни Ли и не посмотрели на нее. Ли продал ее вместе с другими безделушками торговцу древностями. А у того купил ее я. Сначала...

Монах поднял огромную руку.

— Хватит об этой проклятой шкатулке, судья. Поговорим о Ли. Тала бросила его, как бросают изжеванный сахарный тростник. А потом она взяла Яна. Затем она пришла ко мне и рассказала, что вы заинтересовались ею. Но это не важно. Ян уже знал, где золото, и убил Ли и его помощника Сэн Саня. Она собиралась бежать с Яном за границу. Было самое время для этого, потому что ее сородичи начали выступать против нее, а ее бог сказал ей, что она скоро умрет и навечно соединится с ним. Но она не поверила ему на этот раз. Она смеялась, рассказывая об этом. Теперь она мертва. Боги смеются последними, судья. Всегда.

Он уставился в пустоту своими пустыми глазами. Вдруг он метнул на судью быстрый взгляд и спросил:

— Что вы сделали с ее трупом?

— Я велел сжечь его и развеять пепел. Таково было ее последнее желание.

Гигант в отчаянии поднял руки.

— Это значит, что я потерял ее. Навсегда. Ветер разнесет ее пепел по степи, и он превратится в белую ведьму, белую и обнаженную, на черном коне, несущемся по воздуху рядом с красным богом, ее господином. Они будут лететь с ветром, когда тот ураганом обрушится на пустыню, и татары, заслышав ее крики, будут прятаться в шатрах и читать молитвы. Нужно было захоронить ее пепел, судья.

— Таково правило, — сухо ответил судья, — если у человека не осталось родственников, его пепел развеивают.

— Вы не верите в то, что я сказал, судья?