Стояла середина мая, а в такую пору кочан капусты не легко достать: привозят их из города Лёче, за большие деньги. Видите, оказывается, и среди растений бывают счастливчики. Ведь вот как капусте повезло: талисманом вдруг сделалась!
И о другом, более важном деле доложили панове сенаторы своему губернатору: о чем им поведала колдунья генерала Берчени. (Этот титул был для нее прямо-таки дипломатическим иммунитетом: старуху не только не обижали, но даже почитали.) А старуха велела передать лублойцам так: не станет птичка прилетать под кровлю, если разорите ее гнездышко. Уберите женщину с дороги.
Козанович не знал, что и ответить:
— Гм, есть что-то в этом. Но увидим, подумаем после того, как я назад ворочусь.
А собирался он в Краков. Дела у него были в правительственном кабинете. Но попутно решил губернатор заглянуть и в королевский дворец: ведь он был любимчиком короля, тот знал его еще с тех пор, когда Козанович служил при дворе пажем.
В королевских покоях губернатор встретился с начальником полиции Новоградским.
— День добрый, дружочек, – весело закричал ему навстречу Новоградский.– Ну, как дела в Лубло с фальшивыми денежками, дружочек? Нашел что-нибудь, дружочек? Козанович покачал головой:
— Фальшивые деньги чеканят не в Лубло. Сепешский край кристально чист в этом смысле.
— Да? – недовольно заметил начальник полиции – тогда это меняет дело. В неприятную для тебя сторону. Потому что фальшивые деньги есть, а следов, откуда они берутся, нету.
— Вот именно..
— Знаю, знаю, призрак, конечно, во всем виноват, призрак, – продолжал начальник полиции, иронически улыбаясь и уже не приговаривая: «мой дружочек».
— Да нет, призрак – пятая спица в колеснице, – серьезным тоном возразил Козанович. – Касперек еще при жизни украл бочонок, полный золота, у одного виноторговца из Варшавы по имени Черницкий. Все признаки говорят за то, что в бочонке-то и находились фальшивые денежки. Об этом своем подозрении я сегодня и доложу его величеству. Не мешало бы взять под наблюдение полиции этого Черницкого.
Тут уж Новоградский даже и «ты» перестал говорить губернатору, а небрежно загнусавил:
— О-го! Да вы, как посмотрю, наивный человек, мой милый губернатор! Я прежде и сам думал, мол, знаю я это дело. Мол, и у меня есть нос, чтобы нюхать. (Нос у него был преогромный и отменно красный – от частых выпивок.) Да только едва я услышал звон фальшивого талера из
Лубло, как этот звон выбил у меня все другие звуки из головы, потому что и на это у меня есть уши. (Уши у него действительно тоже были, и даже с сережками в них.) Однако присмотримся к этому случаю попристальнее, потому что, поверьте мне, глаз у меня тоже наметанный. Касперек согласно обвинению украл только один бочонок, и в этом бочонке были только золотые. Однако откуда вдруг появились фальшивые серебряные талеры? Ну-ка, скажите мне, мой маленький губернатор?
— Да, этот момент неясный. Хотя без него все остальное ясно как божий день. И все равно, именно здесь надо искать. Здесь собака зарыта, – повторил губернатор убежденно.
— Ладно, ладно, – сухо засмеялся начальник полиции, величественно покачал головой и подергал плечами, –
Предприму я необходимые шаги, поищу, где она зарыта, ваша собака. Сегодня же пошлю в Варшаву моего лучшего тайного агента, знаменитого Якоба Штранга. Штранг – это настоящий дьявол! Штранг все вынюхает. Говорят, у Аргуса было сто глаз, так вот, у Штранга их – двести! Он еще посмеется над нами. Честное слово, посмеется. Потому что
Штранг – нахал, бессовестный нахал. Ну да ладно, все равно, доставлю я самому себе удовольствие, перешлю вам доклад о результатах расследования...
На этом их разговор прервался, потому что офицер из королевской гвардии передал Козановичу, что король приказал провести его к себе в приемную.
Козанович и на словах доложил королю обо всем: о сожжении Касперека и последнем плане сенаторов города
Лубло.
— В самом деле, удивительная эта история, – сказал король задумчиво. А затем прежним задушевным тоном спросил: – И что же ты собираешься теперь предпринять?
— Хочу просить разрешения вашего величества отрубить голову вдове Касперека.
— Молодая женщина-то?
— Да так, лет двадцать шесть.
— И хороша собой? – почти непроизвольно вырвалось у короля. Он не пренебрегал красивыми женщинами. О его сердечных делах, особенно о любви к некой Адриенне
Лекуврер, много рассказывали в те времена, собравшись возле камина да за ужином, тогдашние старухи.
— Очень! Очень даже красивая женщина, ваше величество!
— Тогда жаль, – грустно заметил король.
— Покой целого города, ваше величество..
— Ах, оставь меня в покое, Козанович! – порывисто вскочил король.
Козанович почтительно умолк. Король тоже некоторое время молчал, а затем спросил: – Чего же ты еще ждешь?
— Приказа, ваше величество.
Король взволнованно поднялся и хлопнул губернатора по плечу.