Через три минуты «Хонда» и «Крузер» остановились у здания Комитета на Банковой, напротив Администрации президента, набитой охраной. Максиму и Богдану, которых даже не обыскали, демонстрируя силу, позволили самим взять из багажника реликвии, а затем быстро провели в огромный кабинет, втолкнув туда поникшую Орну. В кабинете за большим столом сиял Андрей Гривна, постукивая пальцами по его мраморной поверхности. Всех троих поставили перед ним, а на столе уже находились збаражский ларец и диканьский сундук, занимавшие едва одну его треть. Орна виновато посмотрела на Максима, который ей ободряюще улыбнулся.
Андрей Гривна с удовольствием глядел на Максима Дружченко, проигравшего эту партию вчистую. Все было понятно обоим, и договариваться с московским историком, разобравшим польскую скороговорку двух украинских депутатов в «Царском селе», никто из них не будет. Или будет? Заткнуть рот москалю можно было здесь и сейчас, его красивая девка вообще не в счет, а что делать с любимцем всей Украины Богданом Бульбой, заместителем председателя Комитета по противодействию коррупции Самой Верхней Рады? Уж ему-то рот просто так не заткнешь, при всем желании. Шантажировать знаменитого сотника двумя его друзьями-заложниками? Просто так исчезнуть они не могли, вот-вот в укрнете появится видео захвата «Хонды» на Васильевском спуске, и так весь эфир над Киевом ходил ходуном, и народ валом валил и валил на Майдан, и это уже были совсем не шутки для властного треугольника, внутри которого волею судьбы сейчас находились хранители и их реликвии. А какое место в этом треугольнике занимал председатель Комитета СВР? По степени влияния на принятие решений, конечно? Город сегодня с утра закрывали не только для хранителей, а скорее всего для непредсказуемого сотника, объявившего вече, которое могло кончиться черт знает чем, например штурмом треугольника.
«Шум с поиском реликвий Богдана Хмельницкого вышел на всю Украину», — думал Максим, лихорадочно перебирая варианты спасения и понимая, что есть только один, тот самый, который может получиться в таком месте. Гривна попросит захваченных хранителей подтвердить, что вся збаражско-диканьская эпопея проходила по плану Комитета национального достояния, а Богдан Бульба должен будет просто отказаться от своих как обычно безответственных заявлений, шляк бы их кто потрафил, пшя креф и тши дзябла! Иначе их накачают психотропной дрянью и снимут забавное видео, в достоверности и в добровольности которого сомневаться никто не будет. Затем историю с реликвиями, которые исчезнут в какой-нибудь частной коллекции за океаном, просто заболтают, а с ошельмованными хранителями, провалившими все дело, поступят нечестно. Все было бы просто и неинтересно для Гривны, если бы в этом огромной кабинете на Банковой не стоял сотник, которого просто так с украинской сцены убрать было нельзя. Ситуация неотвратимо зашла в тупик, и выхода из него без потерь для обеих сторон не было.
Максим стоял между Орной и Богданом перед мраморным столом с реликвиями, смотрел на сияющего Гривну и радовался, что успел расстегнуть куртку. Историк нагнул голову и пересчитал охрану. Трое сзади по одному за каждым хранителем, двое по бокам стола и двое у дверей, все с пистолетами в руках, и это были боевые форты с коробчатым магазином на двадцать пять патронов и скорострельностью сорок выстрелов в минуту. Резиновыми пулями в Комитете по национальному достоянию совсем не пахло.
Максим пристально посмотрел на Орну, а затем на Богдана, и увидел, что они вспомнили и поняли этот взгляд. Гривна, наблюдая за хранителями, удовлетворенно улыбнулся. Они переглядываются, значит, понимают, что проиграли, и надо уступить и покориться судьбе. Председатель сделал жест, и перед ним поставили поднос с бутылкой «Дом Периньон» и четырьмя бокалами с логотипом СВР. В кабинете, где до сих пор не было сказано ни слова, прозвучал его голос.
Председатель был прост как правда. «Сотник не идет на вече, которое благополучно расходится по домам. Например, по причине аварии, которую можно легко устроить», — добавил Гривна и хищно улыбнулся. Хранители переглянулись. Угробить всех троих он мог и на Владимирском спуске, но понимал, что для него это кончится плохо. А вот после сорванного Майдана и всеобщего разочарования лопнувшим мыльным пузырем сотника, оказавшегося боягузом, — запросто. В машину и хранителям зальют горилки, скажут, что вместо вече они пьянствовали, например, в том же «Царском селе», а потом убились перед Киево-Печерской лаврой, что будет выглядеть как перст Божий и знак судьбы. А председатель Комитета по национальному достоянию предъявит на своей пресс-конференции реликвии и будет делать с ними, что хочет. Это они умеют, гривны и барыла, разводить и передергивать, шляк бы их всех потрафил и черт взял.