Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Реликвии занесли в музей и установили в главном зале на постамент, и возле них тут же стали хлопотать две сотрудницы, обрадованные возможностью принять уникальные национальные реликвии. Максим сказал Богдану, что будет спать прямо в зале, и Орна тут же добавила, что не оставит своего подопечного одного. Сотник согласно кивнул, и в зал занесли матрасы с постелью. Все было правильно, потеря реликвий великого гетмана в Переяславе могла закончить начинающийся Майдан.

Наполненное историческими событиями воскресенье заканчивалось, и пора было наконец отдохнуть. «Шо, панята, шось не тэ, шо мэтэ, а тоди чекайте нас гуртом на вечерю», — говорил Богдан Хмельницкий зажравшейся польской шляхте. Будет завтра и гурт и вечеря, и все, шо треба Богдану Бульбе в его благородной борьбе с государственными бандитами. А сегодня хорошо бы первый раз за день поесть, а потом выспаться. Утром покровители Гривны, засевшие, в чем Максим больше не сомневался, в треугольнике у киевского Городского сада, дадут ответ переяславскому Майдану.

Поспать и поесть у хранителей не получилось. Богдан, по команде которого во дворе музея уже стояла палатка с хлопцами из Субботовского куреня, патрулировавшими периметр с дымящейся полевой кухней, не успел пригласить друзей на вечерю. Румынка посмотрела на пискнувший смартфон и сказала, что в Переяслав к ним прилетает брат Винцент, который просит разрешения посадить вертолет у Верхней поляны.

Услышав новость, Максим обрадовался. Бернардин, оказавший ему спасительную услугу, очевидно, хотел узнать о происходящем из первых рук. Максим сказал Богдану, что прилет легата влиятельного ордена означает, что в Европе интересуются идущими на Украине событиями, смысл которых пока не ясен, и тот понимающе кивнул головой. От действий сотника и хранителей пока не пострадал ни один человек, кроме наемников Гривны и самого главаря, которые сами покотылыся свит за очи, с массовыми нарушениями действующего законодательства. А покровители Гривны, закрывшие Киев и пославшие на разгром вече тысячи наемников, выглядели очень некрасиво. Монахи Винцента из RTF вели прямой эфир из Диканьки, Киева и Переяслава, и эта картинка, судя по появлению легата ордена, была впечатляющей.

Оставив у реликвий двойной пост, хранители, понюхав ароматные запахи из полевой кухни, поехали встречать дорогого гостя. Максим, у которого из усталой головы не выходила мысль о разбитой бутылке с мороком, вдруг сказал вслух то, что его после реликвий волновало больше всего. «Почему бы нам, — сказал московский историк, — не полететь на орденском вертолете в Збараж, где без присмотра лежат двадцать семь бутылок с мороком?» Соратники, испытавшие действие демона зла на себе, не раздумывая ни секунды, согласно кивнули, и Орна, достав смартфон, набрала на нем короткую фразу. Сотник, понимая, какое мистическое оружие дьявольской силы может достаться треугольнику, развернул «Хонду» к штабной палатке, где быстро отдал нужные распоряжения на время своего недолгого отсутствия. От Переяслава до Збаража было четыреста километров, или три часа лета, и другого случая спасти бутылки с мороком от жадных и загребущих рук может и не быть. Завтра оглушенные Диканькой и Киевом покровители Гривны очнутся со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Не успела Орна сказать Максиму, что его идея одобрена и принята к исполнению, как «Хонда» уже тормозила у шестиместного французского аэрогеликоптера, у которого в куртке с капюшоном стоял брат Винцент. Историк, который всегда помнил добро, радостно поздоровался с бернардином, представил ему сотника, все четверо сели в салон и надели наушники. Пилот, тот самый монах, который отвез телефон Максима в Жолкву, поднял вертолет в черное небо. Визит легата в Переяслав был, конечно, тайным, и историк только восхитился возможностями ордена Святого Бернара, в том числе в воздушном пространстве Украины.

Говорить из-за шума винтов в салоне было нельзя, и хранители с удовольствием поели запасов предусмотрительного бернардина, имевшего на борту все для автономного существования. Максим благодарно кивнул Винценту, который живописно показал, что эпопея московского историка по поиску ларца и сундука с реликвиями произвела сильный эффект на всех, и устало закрыл глаза. Геликоптер, оставляя в стороне Белую Церковь и Житомир, летел в полной темноте, как черт с Вакулой за черевичками для красавицы Оксаны.

Через два часа вертолет сел на пустыре у збаражской Тарасовки, откуда хранителей мгновенно забрали встречавшие их машины ордена, по длиннющей улице Ивана Франко доставившие их к костелу Святого Антония Падуанского. Збараж спал, мигая редкими огнями улиц 22 января и Сечевых стрельцов.