– Что за статья? – напрягся Кемаль. – В утренних газетах вроде бы ничего не было.
– Как же не было? Вот, пожалуйста, не на первой полосе, конечно, но…
Так, интересно. Не местная газетка, не бульварная пресса, приложение к очень солидному изданию, когда же они успели?
– Вы позволите? – завтра это будет подхвачено и растиражировано всеми, журналисты со своими камерами и диктофонами притащатся в участок и будут путаться под ногами, потом примутся за всех артистов и родственников жертвы, потом начнут обвинять полицию в тупости, лени и непрофессионализме, начальство взбесится и будет требовать ежедневных отчетов, дергая всех по пустякам… как будто это может на что-то повлиять или что-то изменить.
Странный ритмичный топот заставил его оторваться от примитивно рассчитанной на эффект статьи и оглянуться.
Четыре девушки, почти девочки, сцепив руки, как играющие в лошадок дети, быстро и слаженно перебирали ногами и переводили головы то вправо, то влево, становясь от этого похожими на настоящих нетерпеливых лошадок, постукивающих копытами-пуантами. Видимо, им было сложно поймать ритм без музыки, и они шепотом считали – «раз, два, три, четыре».
– Подождите, девочки, – отмахнулся от них педагог. – То никого ничего не заставишь, а то самовольно начинают тут… вы видите, что мы разговариваем!
– Вы можете продолжать, – любезно предложил Кемаль. – Я сначала с госпожой Мельтем поговорю, а потом с вами. Или наоборот – как вам удобнее.
– Вообще-то, мы с Эльдаром уже свободны, так что можете с нас начать, – немедленно проявила инициативу Нина. – С этими девочками Мельтем работает.
– Нина, господин полицейский сам решит, с кем ему разговаривать, правильно? – по-турецки Эльдар говорил неплохо, но с тем неискоренимым акцентом, который бывает у людей, владеющих азербайджанским, или узбекским, или другим тюркским языком.
«Дело в том, – когда-то объясняла Кемалю Айше, – что другие иностранцы учат турецкий с нуля, с чистого листа, и, разумеется, копируют произношение своих учителей. А те, кто знает родственный язык, невольно произносят знакомые слова так, как они привыкли, и им кажется, что очень похоже. Им, конечно, легче строить фразы, и слов они знают больше, но вот разницы в произношении многие из них просто не улавливают и так и остаются со своим акцентом».
Кажется, они из Баку, вспомнил Кемаль, поэтому и турецкий неплохо освоили.
– Честно говоря, мне все равно, с кого начинать, – решил проявить демократизм Кемаль. Пусть думают, что он тоже осознает важность синхронного постукивания ножками и странных движений, которые прилежно делали, держась за специальную палку-поручень, предоставленные самим себе ученицы.
– Вы можете продолжать урок, – предложил он Мельтем, – только не уходите, пожалуйста, не поговорив со мной. И покажите мне, если можно, какой-нибудь кабинет или просто тихое место, чтобы мы вам не мешали.
– Вообще-то, я как раз попросила Эльдара меня заменить, – быстро проговорила Мельтем. – У него больше опыта, а у нас тут сложности с этими лебедями… и я вам открою свой кабинет, если хотите. Чтобы они нам не мешали, – поменяла акценты она.
– Хорошо, – легко согласился Кемаль и, чтобы не терять времени, сразу же двинулся к выходу из зала, подчиняя своему движению Мельтем и отметив недовольную гримасу Эльдара и обеспокоенные взгляды его жены.
– У вас здесь тоже лебеди? – оказавшись за дверью, он решил поддержать балетную тему. – А я думал, это лошадки.
– Какие лошадки? – удивленно приостановилась бывшая балерина. – Ой, вы про девочек?! Это же маленькие лебеди, неужели не знаете?! – она засмеялась, и Кемаль подумал, что, если бы смыть с нее всю эту косметику, она была бы куда милее. – Танец маленьких лебедей, а не лошадки!
Он развел руками, признавая свое невежество, и тоже засмеялся.
– Я, если честно, ничего не понимаю в балете, – интересно, сколько раз еще придется повторять эту фразу? Впрочем, она действует безотказно: все его сегодняшние собеседники проникались снисходительным презрением к недалекому полицейскому и, осознавая свое превосходство, не слишком следили за лицом и речью. – Они были похожи на лошадок, а не на лебедей.
– Только вы этого никому не говорите, засмеют! – Мельтем открыла крошечный кабинет и жестом (ах, какие у них жесты, даже у бывших и располневших!) предложила ему войти и сесть. – Извините, я сейчас…
Она принялась рыться в стоящей на столе сумке, извлекла из нее телефон, недовольно посмотрела на экран, быстро потыкала в какие-то кнопки, сунула его обратно и вытащила сигареты.
– Не возражаете? – уже чиркнув зажигалкой, с опозданием спросила она. – Воспользуюсь случаем, раз перерыв образовался.
– Нет, конечно, я там, у ваших, весь насквозь продымился, по-моему. Никогда бы не подумал, что балерины столько курят.
– Почти все курят! – подхватила Мельтем. – А в полиции разве нет? У вас, по-моему, тоже работка та еще. Сплошные нервы!
– У нас – да, – согласился Кемаль, – а вам-то что жаловаться? У вас красота: сцена, лебеди, волшебники всякие. Как в сказке живете, разве нет?