– А потому. Там все то же самое: лестница, провод на шее, перышки валяются… только не балерина, а домохозяйка обычная. Брось свой театр и езжай, похоже, маньяк у нас объявился… начальство все на уши встало, будут дела объединять, психолога какого-то нашли… ты давай быстрее!
Там, куда он приехал, все, и правда, было очень похоже: задушенная и выброшенная в лестничный пролет женщина, и провод, и полутемный подъезд, и два белых перышка, предъявленные ему запаковавшим их в пакет экспертом, – однако Кемаль видел только одно. Как на картинке, где нужно найти десять различий, это, может быть, единственное, сразу бросилось ему в глаза и не давало покоя.
Неподалеку от тела женщины валялся закрытый ею, когда она вошла в подъезд, дешевый клетчатый зонт.
10. Перемена декораций
– Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма! – нараспев закричал Роман. – Здесь, правда, не Европа, но коммунизм – вот он! Да держите же, все упадет сейчас… театр называется, ни места, ни черта!.. Нет, вы видели, смех просто! И написали с ошибкой, не могли в словарь посмотреть! Коммунизм, надо же! Призрак, говорю… как это? Фантом, вот! Фантом оперы! Нель, переведи, что это шучу я так! Он сам-то тоже прям как призрак: ходит, все чего-то ищет. Призрак бродит за кулисами, призрак детектива – вот как! Нель, чего он не отвяжется, этот фантом, как ты думаешь?
– Откуда я знаю?! – огрызнулась Нелли и как можно любезнее обратилась к Кемалю: – Это он… про декорации эти… в смысле про коммунизм. Это для «Доктора Живаго», лозунги тут всякие… статуя вон еще. Вы не обращайте внимания, он у нас и вообще-то… а тут вы так неожиданно вылезли! А вы опять здесь… вроде говорят, Пелин маньяк убил – или неправда?
Ах, если бы он знал ответ.
За последние два дня дело осложнилось, закрутилось, запуталось, им стало заниматься больше людей, они часами анализировали и сопоставляли, и торопили экспертов, и расспрашивали, и звонили, и куда-то бежали, и собирали совещания; и театр, с его сложностями и интригами, отступил на второй план, и только Кемалю почему-то казалось, что он что-то проглядел, что-то упустил, и это что-то было где-то здесь, в театре, за его роскошным фасадом и тяжелым бархатным занавесом, где-то в пыльном закулисье, куда он и поспешил вернуться при первой возможности.
Ни в какого маньяка он не верил, и начальство было радо избавиться от него – в конце концов, начатое в театре тоже нужно довести до пристойного, пригодного для официального отчета результата. Психологов, составлявших психологический профиль предполагаемого серийного убийцы, интересовало все в прошлом и настоящем обеих жертв до мельчайших подробностей, и Кемаль, продолжая расспросы и розыски в театре, всегда мог оправдаться тем, что делает нечто полезное.
Пока ничего не сходилось.
У балерины Пелин Пембе не находилось никаких точек соприкосновения с домохозяйкой Неше Алтай: они не были похожи внешне, не были одинаково одеты, не учились в одной школе, не родились в один день, не жили в одном районе, вели абсолютно разный образ жизни, не имели – по крайней мере обнаруженных за эти два дня – общих знакомых.
Только вот умерли одинаково.
– Я говорил вам, говорил! – кричал поддерживаемый своим адвокатом Волкан. – Вам лишь бы арестовать кого попало, а не маньяка ловить! Я в газету пожалуюсь!
– А вот этого мы просили бы вас не делать, – обращаясь скорее к довольному и более уравновешенному адвокату, чем к его растрепанному клиенту, сказал Кемаль. – Пойдут ненужные слухи, начнется паника, это может помешать расследованию.
– То есть пусть по городу разгуливает опасный убийца и никто ничего не знает?! И вы не считаете нужным предупредить население, чтобы были осторожны? Ничего себе, методы у нашей полиции! А вот если ваша жена?..
– Да, может, и нет никакого маньяка, – поморщился Кемаль, – пока не стоит поднимать шум. Мы вынуждены освободить вашего подзащитного, но это не означает, что с него сняты все подозрения.
– Как же вы объясните второе убийство?! Мало вам, что ли?! Там же все то же самое, даже перышки эти!
Кемаль не спросил его, откуда ему это известно.
К сожалению, его коллеги – не все, нет, не все, но некоторые из них – могли иногда оказаться чуть разговорчивее, чем следует, особенно если в этом не было ничего угрожающего их карьере и можно было получить небольшое вознаграждение. «А что такого? – сказал бы ему любой такой платный болтун. – Я же не мафии продался и не бог весть какой секрет выдал. Ну, сказал адвокату про кое-какие детали, так он все равно все скоро узнал бы, кому от этого вред?»
Наверно, никому. Однако лично он откровенничать с посторонними не собирался, только повторил, что господин Волкан может пользоваться относительной свободой, но не должен никуда уезжать, не поставив в известность полицию.
– Вы можете нам понадобиться, – пояснил он, – в том числе и для розыска маньяка. Никогда не знаешь, какие вопросы могут возникнуть. Если позволите, один прямо сейчас… понятно, спасибо.
Конечно, как он и думал.