Призраки балета

Превращение непроизносимого «Гинтараса» в «Ге-е-ен» он только приветствовал, однако зачем потом удлинять его до «Геночки»? А все эти протяжные «Ли-и-з!», «Ни-и-ин!», «Не-е-ель!» – это выражение любви и дружеского расположения или наоборот? “Oh, those Russians!” – пел кто-то модный во времена его молодости, и он был с ним полностью согласен.

– Чего ты орешь? – спросил Роман по-русски, и Кемаль воспользовался возможностью уйти от них и пойти куда-нибудь, где он будет понимать все, что говорится. Здесь только время терять.

– А чего ты здесь бродишь, как призрак коммунизма, делать, что ли, нечего?! Ринат класс дает, Генка сейчас репетировать начнет, а ты тут торчишь!

– Ты тоже, между прочим, – резонно возразил Роман, – у меня башка раскалывается просто после вчерашнего, сил нет… и вообще, кто он тебе, что ты перед ним вся на задних лапках?

– Кто?! – не поняла Нелли. – Сыщик этот?

– Да какой сыщик, Геночка твой! Делает тупую постановку, Петипа хренов, смотреть тошно, а вы с ним носитесь! Нет, он прекрасный танцовщик… был, я ничего не говорю…

– Вот и не говори! И работай давай, а не языком трепи!

– А Эльдар с Ниной кое в чем правы, по-моему… да не насчет тебя, что ты сразу! Я про спектакль. Отменить все к чертовой матери, да и все! Благо такой предлог нашелся, а? Нет, ты видела, как она фуэте делает? Видела?!

– Да все я видела, а что делать? – Нелли всегда с трудом давалось обойтись без спора и просто согласиться с собеседником. – Но она работает, вкалывает девчонка, вроде за ум взялась. А тебе лишь бы все отменить, да? Как начал со своей придурочной идеи, так отказаться и не можешь? Небось и Пелинку ты придушил, а? Ладно, слушай, некогда мне тут с тобой… на сцену скоро! А ты не жалуйся, подумаешь, выпил чуток, я тоже – и ничего, а мне вчера сорок, между прочим, стукнуло!

– Тебя стукнешь, пожалуй! – поморщился Роман. – Аспирину съесть, что ли?

– Съешь. А потом иди работай.

– Да иду я, отвяжись! О, слышь, я рифму придумал! Как из бл… сама понимаешь кого сделать лебедей?! Клево, а?

– Фу, Ромка, грубый ты какой!

– На тебя не угодишь, слушай! А как ты думаешь, чего он тут все-таки рыщет, сыщик этот? Эльдар же вчера сказал: точняк, еще одну девку так же убили, в подъезде, и получается, что театральные все вроде как не у дел. И мужа ее выпустили даже.

– Да откуда он может знать? Может, он так просто трепался, – ревниво сказала Нелли.

– Так он же здесь сто лет работает, всех знает, кто-нибудь сказал, наверно, – пожал плечами Роман, – ладно, ушел я… к лебедям этим! Скорее бы уж все прошло – и я в ту же ночь на самолет и в Питер!

Кемаль проводил шумных русских глазами и сел на первый попавшийся стул. Жаль, курить здесь нельзя, как бы сейчас хорошо, в тишине… Но весь этот картон и тюль вспыхнет от малейшей искры, так что придется потерпеть.

Прислонившись к высокой спинке, Кемаль заметил, что сидит не на простом стуле, а на троне, и невесело усмехнулся.

Самое то! Сейчас, когда он почти отстранен от расследования и ни одна его идея не находит отклика, самое время посидеть на троне. Ощутить иллюзию власти… интересно, они, эти артисты, надев свои картонные короны, ощущают нечто подобное? Они же вживаются в роль… какая-то у них есть система.

Спинка трона показала ему, что он смертельно устал.

Устал, хотя не проводил сам изнурительных поквартирных опросов, не разговаривал с многочисленными работающими возле театра таксистами и лоточниками и с еще более многочисленными служащими и постоянными пассажирами парома, чтобы подтвердить или опровергнуть чье-нибудь наспех состряпанное или настоящее алиби. Когда-то и он занимался только этим, однако тогда, во времена его молодости, он и его коллеги всегда имели представление об общей картине преступления и о ходе расследования. Их было меньше, работали они зачастую почти в одиночку, и Кемалю нравилась эта игра в детектива, которую ему посчастливилось, как он всегда считал, сделать своей профессией. Тогда любой результат, пусть самый незначительный, любая находка были твоим собственным достижением, и ты радостно делился им с понимающими и тоже заинтересованными в итоге расследования товарищами, а что теперь?..

Теперь вся информация, по крупицам добываемая сыщиками, сходится в компьютере, и само по себе это замечательно и удобно, только вот доступ ко всему ее объему имеют далеко не все, да большинство и не желает иметь. Старики, к которым сорокапятилетний Кемаль относил и себя, утомились и задумываются о будущем, острота восприятия у них притупилась, для многих работа стала обузой, молодежь же, как ему казалось, делала дело без особого энтузиазма, с каким-то непонятным ему равнодушием. Возможно, истоки этого равнодушия лежали именно в том, что никто теперь не вел расследования в одиночку, что вместо психологических хитростей и ловушек преступникам угрожали генетические экспертизы и прочие технические новшества, что вот даже он, опытный детектив, вынужден слушаться психолога-профайлера и не знать при этом, какие сведения тот получил от его коллег.