На кухне смеялись, и мрачные аккорды в душе Кемаля поутихли: Айше была здесь, а значит, в его мире все было в порядке. Женские голоса говорили по-английски, тихо позвякивали ложечки в фарфоровых чашках, опасная тьма и непогода остались за закрытой им дверью, напоминая о себе лишь двумя зонтами, занимавшими почти всю прихожую.
– Честное слово: подушки пуховые, а называются «Отелло»! Могу показать!
– А я шампунь видела для длинных волос – «Офелия»! Тоже черный юмор!
– Образы Шекспира в легкой промышленности!
– Добрый вечер! – с удовольствием приближаясь к взрывам смеха, сказал Кемаль из коридора. – Можно мне тоже чаю?
Удивился он с опозданием, потому что смотрел не на гостью, а на Айше, как всегда, желая убедиться, что это не сон и не игра воображения. Она – его жена, она здесь, она ждет его, она наливает чай… господи, пора уже привыкнуть… нет, к счастью нельзя и не нужно привыкать, иначе потеряешь его!
Гостья тоже удивилась, даже сильнее, чем он. Или просто не хотела или не умела скрывать свои чувства.
– Это Лиза, – начала Айше и, заметив их изумление, тоже удивилась: – Вы, что, знакомы?
– У нас говорят: мир тесен! – сказала Лиза после многословных объяснений. Сначала они с Кемалем почти хором рассказывали Айше о своем кратковременном знакомстве и сотрудничестве, потом Айше объясняла, что ее попросили посмотреть, как работает английский театр, а там как раз и оказалась Лиза. – А я говорю: Измир тесен, и по-русски это звучит забавно. «Мир» – «Измир»! Правда, я замечала: здесь кругом знакомые, куда ни пойди!
– Вы же говорили мне, что работаете в детском театре, но я не знал где именно.
– Этот инспектор говорит: вы нам напишите, что там делается, а то кто ее знает, иностранка какая-то! А что там может быть, если они сказки разные ставят?!
– И мы разговорились, и я Айше подвезла… я скоро пойду, а то темнеет рано, у меня дети одни, я их надолго не оставляю. Спасибо за чай! – она показалась Кемалю не такой, какой он ее помнил: более оживленной, более счастливой, более свободной и разговорчивой. Она не нервничала, не кусала губ, не крутила кольца, и светлые глаза непонятного цвета лучились и улыбались.
Мысль о том, что сейчас она встанет и выйдет под дождь, почему-то не понравилась Кемалю, она странной занозой засела в голове, и он почти не слушал, как Айше и Лиза наперебой рассказывали что-то о спящей красавице, которую будит принц, подкатывающий на роликах и слушающий какой-то веселый рок-н-ролл.
– Она же триста лет спала! – смеялась Лиза. – От моды отстала…
– А феи у нее все разных цветов и с лентами на волшебных палочках, как гимнастки! Красота! И еще гномы, которых зовут Понедельник, Вторник, Среда…
– Так мы же английский должны учить, правильно?
Правильно, подумал Кемаль. Вот теперь все правильно.
Он молча встал и вышел в прихожую, и убедился, что память и глаза его не подвели, просто домашние мысли об Айше и удивление от встречи с Лизой на несколько минут ослепили его.
А когда он подумал, что она сейчас уйдет и возьмет свой зонт… вот он, конечно. Черно-серые разводы, прозрачная ручка (он склонился над зонтом, не притрагиваясь к нему), надпись «Маркс энд Спенсер». Пойди докажи, что зонт тот самый: не один же он там продавался, но это все можно выяснить…
Женщины, выйдя из кухни, удивленно смотрели на него.
– Лиза, – осторожно начал Кемаль, но его тон и действия уже заставили ее насторожиться, – это ваш зонт?
– Нет, – спокойно ответила она, но в безмятежных до этого глазах заплескалось беспокойство, – а что?
– А чей он?
– Я… я вообще-то не знаю… я вчера… у Нелли был день рождения, я забыла зонт там, а этот взяла сегодня утром в театре. Там есть несколько зонтов, никто не знает, чьи они, их все берут… а что такое?
Сейчас я скажу ей – что такое, решил Кемаль. Уличить ее во лжи так легко и просто, что ей самой будет стыдно. Похоже, она, и правда, не знает, что это зонт Пелин, иначе придумала бы что-нибудь получше. Скажи она всего-навсего, что это ее собственный зонт, купленный в «Маркс энд Спенсер», и никто бы ничего не смог доказать.
Она лжет из-за чего-то еще, возможно, не из-за убийства.
– Лиза, вчера вечером было совершенно нереально забыть где-то зонт, я помню, какая была погода, и сегодня утром вас не было в театре, и в том шкафчике, где одно время лежали запасные зонты, их давно нет, я сегодня специально спрашивал. И такой зонт там в любом случае не лежал.
Она молчала, почти враждебно глядя на него потемневшими глазами.
– Это зонт Пелин, и я должен задать вам вопрос, откуда он у вас. Когда мы виделись, у вас был другой зонт, я помню, – вдохновенно соврал он, поскольку его прекрасная хваленая память, почему-то, как выяснилось в последнее время, не распространялась на женские зонты. – Вы вчера где-то забыли свой и взяли этот? Где это было, у вашей Нелли? Только не лгите, пожалуйста. У меня есть информация, что в день убийства Пелин ушла с этим зонтом.
Лиза молчала, словно что-то вспоминая или обдумывая, но он уже знал, что не даст ей уйти от ответа.
Что тут долго вспоминать, если она уже проговорилась, что это было вчера?