Призраки дома на Горького

Но поскольку Катя учила два языка – французский был новый, а английский она уже отлично знала со школы, то в кланы эти не входила, а так, была сама по себе. Преподаватель их французской группе достался знатный – сама Ирина Николаевна Попцова, один из авторов самого известного учебника французского. Авторов у учебника было два, Попцова и Казаков, так бедную Ирину Николаевну так и прозвали – Попцова-Казакова, типа, ходячий учебник. Шкур со студентов она драла не семь, а семьдесят семь, на уступки никогда не шла и ни в чье положение не входила – язык надо было знать на отлично! Допытывалась до малейших языковых нюансов, копала и копала, создавая иллюзию, что студент в конце концов сам доходит до истины, радовалась, когда пятерка была заслуженной, и расстраивалась, если приходилось ставить неуд. А еще показывала прекрасные французские фильмы без дубляжа… Заводила свою маленькую группу в лингафонный кабинет, рассаживала по кабинкам, давала сигнал, когда надеть наушники, тушила свет – и все, Катя уносилась из Москвы на пропахшие кофе и круассанами парижские улочки, моментально сходя с ума от главного героя, кем бы он ни был – обаятельнейшим Луи де Фюнесом, богоподобным Аленом Делоном или легендарным увальнем Жаном Габеном, которого так любила Марлен Дитрих. Как это было необычно и правильно, как прониклась Катя французским кино с его черно-белой эстетикой и удивительным, ни с чем не сравнимым шармом. Слова, даже чуть различимые и почти неслышные, направленно шли ей прямо в уши, совершенно не распыляясь по воздуху и не расходуя смысл. Малейшее придыхание, любой нюанс, каждый оттенок голоса слышался четко и ясно, и уж если хотелось понять, что говорит тебе – и только тебе – этот шикарный мужчина с экрана, то уж будь любезна его понять!

А насколько теперь иначе звучали французские песни, когда смысл их был понятен! Шарль Азнавур, Жильбер Беко, Жак Брель, Мирей Матье и некрасивый, но такой шикарный Джо Дассен с его потрясающим и проникающим шепотом:

Tu sais, je n’ai jamais ete aussi heureux que ce matin-la
Nous marchions sur une plage un peu comme celle-ci
C’etait l’automne, un automne ou il faisait beau
Une saison qui n’existe que dans le Nord de l’Amerique
La-bas on l’appelle l’ete indien
Mais c’etait tout simplement le notre
Avec ta robe longue tu ressemblais
A une aquarelle de Marie Laurencin
Et je me souviens, je me souviens tres bien
De ce que je t’ai dit ce matin-la Il y a un an,
y a un siecle,
y a une eternite
On ira ou tu voudras, quand tu voudras
Et on s’aimera encore, lorsque l’amour sera mort

И Катя, в сотый раз слушая эту песню, такую непохожую на все то, с чем встречалась раньше, верила, что Дассен поет не о ком-то, а о себе и что действительно никогда не был так счастлив и влюблен, как в то утро, когда они гуляли по пляжу… И она была в длинном платье и так напоминала чью-то там акварель… И дальше:

И я помню, да, я очень хорошо помню, что я
Сказал тебе там, тем утром,
тому назад год, век, вечность…

И Катя знала, она точно знала, что он мог сказать ей, той, потому что сама была готова это услышать! Как она смаковала это восхитительное французское произношение, как быстро и навсегда влюблялась во все, что было связано с Францией! Кто бы намекнул ей в школе, что она будет в таком восторге от изучения языка, она бы покрутила пальцем у виска. Но тут бежала на занятия, словно от них зависела вся ее будущая карьера, да что карьера – сама жизнь! Даже Дементия уговорила взять французский вторым языком!