Призраки Иеронима Босха

Далеко бежать не пришлось – небольшой дом художника, врученный покровительству Святого Антония, стоял на краю рыночной площади. Йерун со Стасом пересекли ее, петляя между торговыми рядами, и очутились недалеко от собора. Вот там, загородив улицу, ведущую к самому собору, и стоял воз сена, а вокруг него теснились горожане, толкали друг друга, вступали в перепалку, таскали друг у друга сено из карманов и рукавов, кашляли и чихали, глаза у них слезились, забитые золотой пылью, и одна женщина горько рыдала, потому что ей порвали юбку, и слезы из ее глаз катились абсолютно золотые. Она собирала их в подол, но поскольку юбка была порвана, то и слезы в подоле не держались и раскатывались по всей мостовой. Так это было обидно!

Одна монашка из доминиканского монастыря лупила другую пыльным мешком, отобранным у дочери крестьянина Гунтельма. Спелле Смитс стоял поблизости, поглаживая живот. Сено торчало из его одежды так обильно, словно Спелле был не человеком, а матрасом.

Йерун посмотрел наверх и увидел Аалт ван дер Вин и Питера Схейве. И хоть стеклянная сфера давно разбилась, они как будто пребывали внутри некоего сосуда, и до них не долетали ни крики, ни вся происходившая внизу суета.

Стаас потянул Йеруна за рукав:

– Куда они подевали мой красивый стеклянный шар?

– Стеклянный шар навсегда с ними, даже если мы его не видим, – ответил Йерун.

Он почувствовал на себе чей-то сверлящий взгляд, обернулся и увидел Кобуса ван Гаальфе.

Йерун поклонился ему издалека. «Наверное, Кобус недоволен тем, что подмастерье в рабочие часы торчит на площади и таращится на какой-то воз сена вместо того, чтобы трудиться в мастерской», – подумал Йерун.

Кобус же высматривал страхолюдов, но сейчас, когда город так и ополчился на золотое сено, уже не мог отличить простого человека от страхолюда, и ему начало казаться, что страхолюдами сделались все.

Вон журавль с длиннющей шеей и вырванными перьями на боку – привязал к ноге пучок соломы и топчется вокруг ящерицы в белом тюрбане… А рядом огромный голубь и вокруг него кишат насекомые, бесконечно выбегающие из большого, красного плода. Время от времени голубь лениво склевывает то одно насекомое, то другое, но их меньше не становится. Выбегая из плода, они огибают воз и возвращаются в плод с другой стороны.

Йерун подошел к возу и вытащил соломинку (Кобус приметил – он сделал это правой рукой!). Покрутил соломинку в пальцах, пожевал, выплюнул.

– Разве можно золотом плеваться? – едва не заплакал Стаас и начал подбирать с мостовой пожеванное Йеруном сено.

– Оставь, – брезгливо сказал Йерун. – Это просто сено, а теперь еще и грязное.

Стаас заморгал, и вдруг на его лице появилось обиженное выражение:

– Просто сено?

– Будь это золото, разве я смог бы его прожевать? – сказал Йерун.

– Батюшка говорит, что человек способен прожевать что угодно, кроме смерти, – ответил Стаас. – Смерть тоже когда-то была человеком, только очень сильным, она приходит и дожевывает все то, что человек не дожевал при жизни, а потом сжевывает и самого человека. Зубы у нее во рту каменные, а когда каменные стачиваются, она жует вторым рядом зубов. Второй ряд зубов у нее железный. Она их точит, поэтому они не ржавеют. Видишь шрам у человека на лице? Вон у того, у солдата? Это смерть его цапнула, но промахнулась. Железным зубом цапнула, не иначе.

Молодой солдат со шрамом на лице смотрел, как красиво свисает золотая бахрома с его пики, а цыганка в белом тюрбане тоже любовалась этой золотой бахромой, но мысли ее были об ином.

– Лицо у тебя как у ангела из церкви, – сладко пела женщина ему в уши, – как у непорочного ангела, пришедшего карать злых людей.

– Мне это часто говорили, – сказал молодой солдат.

– Но вот шрам… Из-за этого шрама многие тебя боятся, – продолжала цыганка.

– Мне-то до него дела нет, – небрежно отвечал молодой солдат, – потому что сам себя я не вижу и зеркала с собой не ношу. Однако правда твоя, бывает так, что я кому-то не нравлюсь. С правой-то стороны я всем хорош, но с левой выгляжу как злодей.

– А ты злодей? – лукаво спросила цыганка.

– Только с левой стороны.

– Хочешь, научу тебя, как избавиться от шрама?

– Меня уж учили, пять гульденов в общей сложности отдал, – угрюмо сказал молодой солдат. – Ничего из этого учения не вышло. Ни мази, ни примочки не помогали, а пудра покрасила все лицо, кроме шрама, – он на этом фоне еще хуже выделялся.

– Не так тебя учили! – засмеялась цыганка. – Отдай мне золотую бахрому, я тебе правду скажу.

Молодой солдат отцепил от пики золотую бахрому и отдал цыганке, а сам подумал: «Велика ли потеря – я еще из воза сена натягаю».

Цыганка же обмотала бахрому вокруг своего белого тюрбана и сказала:

– Чтобы избавиться от шрама, ты должен оставить удовлетворенными 666 женщин.

Солдат хмыкнул.

– Сколько женщин ты уже оставил удовлетворенными? Наверняка на твоем счету немало.