Призраки Иеронима Босха

– И после этого пожара обнаружилось, что у некоторых книг обгорели только обложки, а страницы остались невредимы, – продолжал брат Эберхардус. – Вот что я хочу сказать. Если бы и мир был книгой, а я – Господом, я бы держал его закрытым и застегнул бы на застежки, чтобы он случайно не повредился. Потому что в один из дней Господа, о которых ты говоришь, случается потоп, а в другой день может случиться и пожар, и что тогда станет с миром?

– Известно что, – сказал брат Ойле и дунул. – Но поскольку мир стоит распахнутый, как створки алтаря, а Господь, наоборот, сидит взаперти внутри книги, то и происходят разные непотребства. Однако задавайте следующий вопрос, если хотите узнать на него ответ.

– Далеко ли до неба? – спросил брат Эберхардус.

– Близко, – не задумываясь, отвечал брат Ойле. – И это очень легко доказать. Когда ваш настоятель говорит вам, чтобы вы молились, вы молитесь тихо, бормочете и мямлите, а иногда и вовсе молчите, однако ж на небесах все слышат и все видят.

– Не только на небесах все слышат и видят, – прошептал брат Сарториус.

Брат Ойле замолчал, а потом сказал еле слышно:

– Лес видит, поле слышит.

С этими словами он вдруг превратился в сову и улетел.

Сарториус очнулся у себя в постели. Брат Эберхардус в чистой одежде, с тщательно вымытыми руками, сидел рядом с ним. Он был босой. На коленях у него был расстелен платок, на платке стояло небольшое блюдо с тонким сухим печеньем. Он хрустел печеньем, поглядывал то в окно, то на Сарториуса, и было ему совсем не скучно вот так сидеть и ничем не заниматься.

Сарториус пошевелился в кровати. Брат Эберхардус тотчас переставил блюдо на столик, встал (платок упал с его колен на пол), подошел к кровати вплотную и потрогал лоб Сарториуса, как часто делал и в прежние времена, когда Сарториус хворал.

– Моя прежняя болезнь вернулась? – спросил Сарториус.

Эберхардус пожал плечами:

– Кто ж знает. Я-то не доктор.

– Это ты принес меня в город?

– Нам с тобой пришлось заночевать в поле, а ночью было холодно. Злую шутку сыграл с нами тот человек, брат Ойле, – сказал Эберхардус.

Сарториус вздрогнул, заслышав это имя:

– Да и человек ли он?

– Есть ли разница? – сказал Эберхардус. – Плохо лишь то, что он нас с тобой задержал своей болтовней.

– В самом деле, – медленно проговорил Сарториус, – велика ли разница, кто с тобой говорит: ангел или дьявол, человек или сова… Но сказал он одну очень странную и вместе с тем одну очень верную вещь.

– Это про семь дней-то?

– Нет, про то, что мир – это книга…

Видно было, что новая мысль, как закваска: упала на болезнь, сидевшую внутри Сарториуса, и принялась расти и разбухать. И Эберхардус подумал, что Сарториус теперь опять замолчит на несколько недель. Но мысль уже успела разрастись и оформиться, и Сарториус сказал:

– Я думаю, нам нужно открыть книгу и впустить в мир Господа, иначе в нашей жизни не будет ничего хорошего.

Тут вошел брат Ангелиус, и Эберхардус уступил ему место возле постели больного. Брат Ангелиус принес какую-то изумительно гадкую на вкус микстуру, которая обладала чудодейственными свойствами и исцеляла любые хворобы, кроме постыдных. Поэтому ее называли «Микстурой добродетельных душ», а стоила она огромных денег.

Брат Сарториус с благодарностью выпил микстуру, выдохнул изо рта зловонное облачко и уставился в потолок, тяжело дыша. Брат Ангелиус с улыбкой посмотрел на него:

– Не всякий решится выпить это зелье с такой легкой душой, но брат Сарториус полон добродетелей и совершенно пуст по части пороков.

– Правда заключается в том, что мои пороки, если они и существуют, – не телесного свойства, а потому не различимы для человеческого глаза, – возразил брат Сарториус. Он говорил задумчиво и отрешенно, как будто речь шла не о нем самом, а о ком-то постороннем. – Но для глаз Господа они, возможно, различимы. Вопрос лишь в том, являются ли они пороками.

– Судя по тому, что микстура тебе на пользу, никаких пороков в тебе нет, – сказал брат Ангелиус.

– Микстура воздействует на телесное и не обладает духовным зрением, – проговорил брат Сарториус скучным голосом, – поэтому ее легко можно обмануть отсутствием телесной порочности. Что до духовных изъянов, то здесь человеку судить бывает весьма трудно.

Брат Ангелиус вытащил из рукава яблочко, потер его об одежду и вручил Сарториусу.

– Заешь горькое сладеньким, не так противно будет во рту.

Сарториус меланхолично захрустел яблоком. Потом спросил:

– Брат Ангелиус, не мог бы ты дать Эберхардусу ключи от подвала?

– Какие еще ключи, от какого еще подвала? – Брат Ангелиус отвел глаза и стал глядеть в окно. – У меня времени нет, и ключей никаких нет. И подвала тут никакого нет.

– Когда-нибудь «Микстура добродетельных душ», называемая также «Микстура праведников», станет для тебя смертельным ядом, – предрек Сарториус. – Как можно так откровенно и дерзко лгать!

– Ложь – порок не телесный, – заметил брат Ангелиус.

– Если его видно невооруженным глазом, то очень даже телесный.

– Нет, не телесный.

– С твоим пузом, брат Ангелиус, нет в тебе ничего не телесного.