Призраки осени

– Заткни уши! – заорала Барбара, всем весом налегая на прутья. Клочья от Шейлы летели по сторонам. Выломанные пальцы раскатились по полу. Надорвалось лицо. Оттуда цветным горохом рассыпались стеклянные шарики. Но кукла продолжала ворочать языком.

– Малышка, она все вре…

Кристина законопатила пальцами уши так глубоко, что заболела голова. Комната шаталась и искрила. Кристина отползла к стене и, неловко опираясь плечом, сумела подняться. Шум зудел у ее лица, как стая голодных комаров, но не мог пробиться внутрь.

– А-а-ри у уаоой! – «Посмотри в ванной», – перевела Кристина совет Барбары и двинулась в направлении ее тычков. У расколотой ванны лежали обрезки водопроводных труб. Кристина подобрала один из них – душу разорвало истошным: «ПОМОГИ!» – и бегом вернулась в комнату. Трубу она несла под мышкой. Обрезок норовил выскользнуть. У Кристины не получалось одновременно затыкать уши и тащить оружие.

Дикий вой Люси Уайлд швырнул дочь на пол.

– Помоги! Помоги! Убивают!!!

Руки Кристины давали Паркинсона. Не спуская глаз с бьющейся Шейлы, Кристина поползла ей на помощь. Слезы размыли картинку. По подбородку текли водопады слюны. Кристина задыхалась, рыдала, но не могла ослушаться маму.

Что-то кричала Барбара, пыталась пробиться сквозь душное, войлочное отупение.

– Сама! – молила Барбара. – Хорони сама!

Слезы текли, не переставая.

Кристина поняла, что рычит от тоски и беспомощности. Она дотянулась до нижнего края кровати и попыталась перевернуть вместе с Барбарой, но руки дрогнули.

Барбара неловко спрыгнула на пол. Одна нога подвернулась и хрустнула. Барбара зашипела сквозь зубы и упала на колено. Кукла почти сбросила с себя кроватку. Миссис Доплер пошарила вокруг себя, нащупала трубу, придавила голову Шейлы и просунула стальной обломок между ее зубов. Кафель и пластик крошились на пол.

– Зацепи посильней и дерни, – Барбара ассистировала сама себе, вглядываясь сквозь прутья в развороченную пасть. Она нащупала язык и поразилась тому, насколько он мясистый и длинный. Кристина завороженно следила за Барбарой. Голос мамы плавал и срывался, она звала дочь, но уже не так настойчиво и убедительно. Негодная заезженная пластинка.

Вырвать с первого раза не удалось.

Шейла кричала, как детеныш, которого ударил взрослый. Кристина слышала в этом вопле агонию мамы, ее предсмертные, потусторонние крики и не сумела сдержать тошноты.

– Сможешь сама?!! – обернулась Барбара. Кристина оттолкнула ее и вцепилась в язык, что было сил. Он обжигал ей руку. Сомнения захлебывались кровью. Но ни грамма сожалений не отягощали Кристину. Она рванула, и горячая кровь окатила ее руку. Язык напоминал гигантского слизня. Он дрожал студенистым желе и пытался вырваться из ладони. Кристина отшвырнула язык к стене, и он забился там, как перерубленная пополам мокрица.

– Тьфу! Пакость! – скривилась Барбара, вытирая ладонь о полу куртки.

Шейла лежала на спине. Распоротая и тихая. Рот держался на затылке. Внутренности вывалились напоказ. Кролик, не попадая тарелкой о тарелку, медленно завалился на бок. Паровозик выскочил из дыры в боку и болтался на шнурках, как повешенный. Мелкая механическая нечисть, двигавшая и питавшая Шейлу, сдавала пружины. Трик-трак, трик-трак – утекала жизнь.

Барбара подошла к языку, который норовил уползти к лестнице, и размозжила его, растерла об пол. «ГХ» – прочитала она в брызгах крови и приняла к сведению.

– Тетенька, – взмолила Кристина. – Давайте уйдем отсюда!

– Конечно, милая! – сказала Барбара. – Обязательно уйдем. Прямо сейчас. Дай мне минутку.

Шейла не отзывалась на шлепки, пинки и удары. Ее солнце сгорело дотла. Барбара принюхалась к мертвому телу. Кукла пахла мокрым картоном.

– А вот это интересно, – прищурилась Барбара в сторону дома на холме. Отсюда он был едва различим. Но миссис Доплер не нуждалась в глазах. Она верила дому.

Кристина тонко закричала, когда проволока вновь стянула ей руки за спиной. Враг остался один, но безумия не убавилось.

Шейла уходила без движения.

Часы пробили полночь, и кукла превратилась в горку мусора. Сознание вытекало из нее капельками клея. Тишину оскорбил звук рвущейся бумаги.

– Господи, – шептали пухлые мужские губы. – Святый Боже!

Шейла терпеливо ждала, пока не превратилась в мумию из малярного скотча. Сердце брякнуло на пробу и вошло во вкус. Часа на три, не больше.

«Я хотела съесть тебя по правилам. Там, где он просил, так, как он сказал, – ярость Шейлы походила на ртуть. – Он обещал мне твое тело! Подонок! В жопу правила!»

Горная исповедь

Тел было мучительно много.