Призраки осени

– Эт-та карр-ракатица! – нес пьяную дружбу силач Гистас, коротышка, едва ли по пояс Ньютону, гремел бидоном со спиртом. Мясному ублюдку не спалось. Он вваливался в вольер для животных, рядом с которым стояла бочка, и пытался облапить Ньютона. – Тыии любишь ее больше другиииииииииих.

– Гис, – хмурился Рэндж, и тот понимал, обиженно кряхтел, но убирался прочь.

Так и сидели, карауля первые лучи рассвета.

Тьма в бочке рассеивалась легким отраженным светом луны и лампы, которую приносил с собой Ньютон.

Думали каждый о своем.

Взгляд Рэнджа против немигающего существа.

Через полчаса неотрывного погружения в глаз монстра Ньютон начинал видеть изумрудные пейзажи. Он пил их протяженность, рвал зубами их величавую тягучесть, разглаживал их ладонями, и из объемных они становились плоскими, тонули в нем, расцветали созвездиями и друзами.

Спрут ничем не выдавал, что знает Рэнджа, но когда тот собирался уходить, звякал о стекло когтем. Прощался.

Ньютон учился гаданию по пальцам рук.

Это была хитрая наука. Билеты чаще всего брали мамаши или вечно испуганные, сутулые отцы, которых жены наказали походом с отпрыском в цирк. Женские руки вызывали у Рэнджа отвращение. Он боялся их цепкости и колец. Мужские годились лучше. Грязные, исцарапанные, в цыпках, они больше походили на ключ.

Но детские…

Детские пальчики подходили наверняка.

Christian song [2]

Голос мамы звучал сбивчиво, непривычно, она что-то кричала про пропавших девочек. Срочно! Кристина по тону поняла, что случилась беда. Самая настоящая! И нужно немедленно бросить дела и мчаться со всех ног к маме на работу. Трубка хрипела от помех, и Кристина так и не разобрала, что же там приключилось.

Кристина накинула любимый желтый плащ и замешкалась в дверях. Может, стоит позвонить дяде Фреду? Он такой рассудительный и добрый. А что если мама упала и не может встать? Или на нее напали грабители? Но почему она тогда позвонила домой, а не в полицию?

«Как она дотянулась до телефона? – метались мысли, пока Кристина бежала к автобусной остановке. – Стащила его со стола за шнур? Он не развалился? Не стукнул ее?»

Воображение сгущало краски. Девочка представляла, как в фотостудию врывается жестокий маньяк, привязывает маму к креслу и начинает пытать. Он требует, чтобы она вызвала по телефону дочь, иначе…

Подъехал автобус. Кристина расплатилась с потеющим водителем-азиатом и села к окну. Мысли вышли на прежнюю орбиту. Бред! Если бы Кристине угрожала опасность, мама ни за что бы ее не позвала. Они несколько раз говорили о подобных случаях и даже придумали кодовую фразу. Если мама или Кристина говорит по телефону или из-за двери: «Любовь моя, секундочку, у меня сломался ноготь!» – значит, дело скверно и надо делать ноги, молясь и веруя, что Боженька сегодня смотрит в их сторону, а не хоккей.

Мамина фраза. Кристина улыбнулась и постаралась настроиться на добрый лад. Выходит, дело в ней. В Кристине. Мама что-то прознала. Давай прикинем, какие грехи есть за тобой на этой неделе. Девочки позвали курить после школы. Она повертела в руке сигарету, даже вставила в рот. Но отказалась. Будет ли это аргументом для мамы? Саймон пытался ее поцеловать на перемене. Дурак! От него так пахнет потом. Он, конечно, ничего, играет в баскетбол и дважды звал ее в кино. Нет. Однозначно мимо. Выходит, мама узнала, что Кристина не успокоилась и сама продолжает расследование.

Она окинула взглядом пустой автобус и вытащила из сумки блокнот. Перелистнула страницы и добралась до схемы. Ей удалось выяснить до смешного много. Как это упустили в полиции – или почему не дали хода?! – недоумевала Кристина.

Сердцем истории был дом на холме.

Мэр Холдсток не строил его.