Призраки подземелья

— Очень хорошо, очень! — от всего сердца похвалил Симас. — Но как мы рассчитаемся?.. Сколько мы вам должны?

— О, пустое! Никаких расчетов, я же сказал. Мне просто приятно сделать хорошую, художественную фотографию. Не ради заработка, просто приятно, да и только. Фотограф — он тот же художник. И такая работа, для души, называется фотоэтюд.

Он достал еще по одному отпечатку каждого снимка.

— Передашь товарищам! Но где же другие? — Клапас озабоченно рылся в конверте. — Неужели я забыл их дома? Одному кому-то не достанется.

Он выложил на стол все содержимое конверта; здесь были фотографии каких-то девочек, старушки с маленьким ребенком, а нужных снимков не было.

— Оставил, теперь вспомнил. Высушил и забыл взять. Как же нам быть? Может быть, зайдешь как-нибудь ко мне и возьмешь, а? Хотя бы и сегодня зайди. Нет, сегодня мне некогда, завтра.

— Я могу зайти! — охотно согласился Симас. — Где вы живете?

— Я живу… Правда, трудновато найти, если не бывал. Сейчас нарисую. — Он стал шарить по карманам. Задержался, вынул что-то. — A-а, чуть не забыл: возле вашей калитки нашел. Смотрю, что-то блестит. Поднимаю — буквы! Монограмма, оказывается. Должно быть, твоя? — протянул он Симасу.

Тот взял, осмотрел монограмму:

— Нет, не моя, Ромаса.

— Какого Ромаса?

— Ромаса Жейбы! Мы вместе учимся, у него на портфеле была такая.

И вдруг Симас вспомнил, что Ромас в школьном парке обменялся портфелями с каким-то незнакомцем, что с этого-то случая и началась история старинной рукописи, которую теперь они читают, и подумал, что об этом нельзя, наверное, говорить. Мальчик вдруг умолк.

А фотограф продолжал как ни в чем не бывало:

— Ромаса Жейбы, говоришь? А как твоя фамилия?

— Моя? Я Баублис, Симас! — ответил он, не понимая, почему тот спрашивает его фамилию. Ведь Симас давал же ему адрес.

— А эти двое кто такие?

Симас назвал фамилии товарищей.

— А монограмма действительно Ромаса?

Определенно эти настойчивые расспросы фотографа казались Симасу подозрительными, и он начал на всякий случай выкручиваться:

— Не знаю, может быть, и не его. Была у него похожая. А может быть, и кто-нибудь другой потерял.

Клапас встал и очень торопливо, даже не попрощавшись, выскочил на улицу.

Когда он ушел, Симас вспомнил, что фотограф так и не сказал ему своего адреса. Выбежав на улицу, он крикнул:

— А как же со снимками, куда прийти?

Но Клапас даже не обернулся.

* * *

Когда Симас закончил рассказывать про случай с фотографом, Ромас спросил:

— А ты, Симас, хорошо рассмотрел эту монограмму?

— Рассмотрел.

— Она действительно моя?

— По-моему, твоя. Другой похожей с такими острыми концами я не видел. Помнишь, как ты уколол палец, затачивая концы? Мы же еще приставали к тебе, зачем их затачивать.

Ромас даже за голову схватился:

— Ну и дурак же я, братцы! Как это я раньше не догадался… Все ясно. — Он горячо заговорил: — Симас, Симас, теперь я все начинаю понимать. Ты знаешь, эти двое и есть те самые, с которыми, я тогда в парке поменялся портфелями. Теперь мне ясно, откуда были эти письма, — рассуждал Ромас. — Хотели заманить меня в западню.

— Какие еще письма? — не понял Симас.

— Правда, ты и про письма не знаешь! — Ромас рассказал ему про историю с письмами, разумеется ни словом не упомянув Ниёле.

Тут уж и Симасу все стало ясно:

— Это их работа Ромас! Сначала просто так написали письмо, думали, ты придешь, ну хотя бы из любопытства. — Симас подумал еще немного и добавил: — Хотели на свидание заманить! Да не удалось…

— Потом пришел с монограммой проверить, действительно ли это моя. Могла быть совсем кого-нибудь другого, чьи имя и фамилия начинаются буквами Р. Ж. Ты подтвердил, что монограмма действительно моя.

Симас испуганно смотрел на него:

— Я выдал тебя, Ромас?!

Тот усмехнулся:

— Ведь ты же не знал. Каждый бы так сделал. Я тоже сказал бы так, если бы ничего не знал.

— Эх, надо всегда подумать, прежде чем говорить! — сокрушался Симас. — А я брякнул, совсем не подумав. После этого они уж действительно узнали, что портфель у тебя, и попытались схватить.

— Интересно, что бы они со мной сделали?

— Теперь тебе надо очень остерегаться. Думаешь, они больше не попытаются тебя схватить?

Ромас махнул рукой:

— Пусть попробуют. Теперь-то я знаю, что нужно остерегаться, и они могут ловить сколько угодно! А мы в четверг кончим читать завещание, и все выяснится.

— Думаешь, кончим, Ромас?

— Конечно, кончим.

Однако события сложились совсем не так, как предполагали наши друзья.

Ночной гость

По узкой уличке Сти́клю шли двое. То забегая вперед, то снова отставая, тянулись по стенам домов их черные тени. Одна тень — худая, долговязая, другая — пониже.

Вокруг было тихо, таинственно и даже жутко.