Призраки прошлого

Павел Михайлович настойчиво советовал разведчикам даже не пытаться пробраться мимо сталинской высотки с покосившейся звездой на крыше. Про Университет до сих пор ходили недобрые слухи, сколько смельчаков пропало без вести в зарослях Ботанического сада и в лабиринтах корпусов в надежде разгадать тайны Изумрудного города – жители метро уже сбились со счета и лишь суеверно понижали голос, вспоминая это жуткое место.

Путь мимо главного здания был куда короче, но теперь, стоя над Москвой-рекой на ледяном ветру, Аля и Дима чувствовали себя жалкими и беззащитными перед громадой здания, безмолвно наблюдавшей за спящим городом с высокого холма. Иррациональный, не поддающийся логическим доводам страх гнал прочь от университетской высотки. Лучше было пройти хоть пять, хоть десять лишних километров, утопая в снегу, лишь бы не приближаться и не видеть темные окна, озаряющиеся призрачными отблесками…

Юноша с трудом унимал бешено колотящееся сердце, Москва ему не нравилась, раздражала, пугала. Город жил своей жизнью, и потревожить его покой означало умереть.

Ветер доносил звуки: неясные шорохи, скрежет, шлепанье – все вместе они складывались в песню мира после Катастрофы, мира без людей. «Прочь, прочь, иди под землю, царь природы! Снимай корону, долой человека!» – чудилось молодому ученому.

Но вместе с тем, эта ночь была благосклонна к незваным гостям, по крайней мере, пока. К Мичуринскому вышли быстро – по протоптанной местными разведчиками в снегу тропинке, огибая остовы машин и провалы в асфальте. Дальше стало сложнее, проспект пошел в горку, пришлось замедлиться, освещая фонариками путь. Каждый шаг делали осторожно, боясь провалиться в очередную дыру канализации, руки застывали на холоде, стекла противогазов покрывались инеем снаружи, снижая и без того неважную видимость.

Алевтина вдруг вскрикнула, схватилась за грудь и рухнула на колени в сугроб.

– Что с тобой?!

Дима подскочил, перепуганный, в голове заметались тысячи самых худших предположений.

– Больно… И мокро почему-то, – шепотом проговорила девушка.

– Тише, тише, я сейчас посмотрю, дыши глубже.

Молодой ученый торопливо стянул перчатки, расстегнул на Але защитный костюм, светя фонариком.

– Птичка, ты же родила неделю назад. Я думал, обойдется, но нет – природа распорядилась иначе, пришло молоко. Зачем только, непонятно… Как не вовремя. Но жить будешь. Надо бы вернуться и переждать, у тебя температура, это бывает. Нужно наложить тугую повязку… Давай вернемся на Фрунзенскую и дождемся, пока ты поправишься. Задание от нас уже никуда не убежит, твое здоровье дороже.

Алевтина раздраженно дернула головой.

– Не подождет! – сквозь зубы выговорила она. – Нужно идти. Накладывай свою повязку здесь!

– Это невозможно! Ты замерзнешь сразу же! – бессильно воскликнул Дима. Упрямство подруги начинало его раздражать.

– Тогда пойду так! Не волнуйся, не сдохну! Руку дай, герой, блин! – в голосе девушки послышались злые слезы.

Дима помог ей подняться, Аля застегнула костюм и пошла вперед, ее слегка пошатывало.

– В таком состоянии ты – добыча для первого же мутанта! – юноша догнал ее, схватил за плечо.

– Тебя спросить забыла! Идем!

– Аля! Объяснись немедленно! Почему ты так торопишься назад, в Загорянку? Что ты скрываешь? – интуиция забила во все колокола.

Правильнее всего было бы бросить девчонку здесь одну и спасать свою шкуру, пусть Аля погибает в своем упрямстве. Бежать, скорее бежать отсюда в спасительные подземелья. В душе ожили страх и недоверие. Алевтина была для молодого ученого неразгаданной тайной, близкая – и в то же время бесконечно далекая. Она приближала его в моменты ужаса и отчаянья, как тогда, в туннеле, ища защиты, и отталкивала, когда все было в порядке. Замкнутая, переменчивая, что скрывала дочь Доктора Менгеле? Порой Диме казалось, что его Птичка слишком похожа на отца – такая же беспощадная и жестокая. Не расправится ли она с ним так же, как с несчастными жителями Нагорного, когда он перестанет быть ей нужным?

Впрочем, какой толк от калеки, который уже несколько раз должен был сдохнуть, но по какой-то счастливой – или несчастной – случайности до сих пор был жив и даже пару раз умудрился спасти девушку от смерти? Все это – дело элементарного везения, он не выживальщик, не сталкер, и то, что поверхность давала двоим безумцам шанс, – не его заслуга. Так почему Алевтина так настойчиво требует его компании? Или это сам Дима всеми силами цепляется за свою подругу, желая уберечь ее от всех бед?

Все смешалось и запуталось – странно, страшно и безнадежно. Что дальше? Чем кончится их безумный поход? Задавать такие вопросы после Катастрофы считалось плохой приметой. В мире, где каждое мгновение жизнь могла оборваться самым жестоким образом, не стоило загадывать. Просто жить. Просто выживать.