Призраки прошлого

«А какой смысл выживать? – спрашивал сам себя молодой ученый, едва переставляя замерзшие ноги в глубоком снегу. – Судьба дала мне слишком много шансов, и все я потерял, по своей вине или нет. Когда жизнь превращается в существование, какой в ней смысл? Так, как было раньше, уже не станет никогда, чудовищные перемены произошли, и былого не вернуть. Сгнить на одной из станций метро? Без медикаментов мне скоро конец, рука постепенно теряет чувствительность все выше и выше, и это чудо, что до сих пор не развился сепсис. Даже если удастся вернуться на Фрунзенскую живым, через пару недель – все. Если вернуться в Загорянку, Геннадий Львович может помочь – но какой ценой, чем мне придется расплатиться за жизнь, и стоит ли моя покалеченная тушка того? Я не знаю. Я запутался, мне плохо, очень плохо. И даже вопрос, за что судьба так со мной, не стоит: за прошлое. То самое прошлое, которое мне так ненавистно – и в то же время так дорого. Это какое-то помешательство, шизофрения. Не могу больше. Пожалуйста, пусть все разрешится само собой, пусть все будет хорошо! Не могу больше мучиться… Даже если выход – смерть, мироздание, прошу, подари мне этот выход!»

– Мы пришли, – Аля выдернула спутника из череды тоскливых и тяжких мыслей.

Корпус института встречал разведчиков облупившимися плитками облицовки и темными провалами окон. На снегу отчетливо виднелись цепочки следов, явно не человеческих.

– Видимо, «философы» тут по-прежнему обитают. И, скорее всего, бывшие воспитанники Алексеевой – тоже. Насколько мне известно, они не слишком любят холод, а значит, вероятно, живут в здании или в подвале. Аля, мы с тобой вдвоем не сможем привести мутанта в Загорянку. Если они все по-прежнему обитают в бункере, нам не справиться с целой стаей, – Дима вдруг отчетливо понял все безумие их затеи. Спускаться в подвал, кишащий монстрами, ради… Ради чего?

– По крайней мере, нужно посмотреть, не осталось ли каких-нибудь записей или заметок. Мутанта мы действительно не приведем, но хотя бы добудем что-нибудь, чтобы доказать отцу, что побывали здесь, – ответила Аля.

Как глупо и ребячески прозвучали ее доводы!

Молодой ученый коснулся внутреннего кармана куртки. Да, все на месте. Это – их гарантированный пропуск в Загорянку. Перед уходом с Фрунзенской юноша поговорил с Павлом Михайловичем наедине и попросил отдать блокнот Алексеевой, оставшийся в руках старшего помощника, когда Марину, якобы умершую, выбросили на поверхность вместе с Хохлом и Митей.

Иванов отдал блокнот без споров, ему он был ни к чему. Там оказалась крайне важная для Дмитрия информация о ходе внешних изменений за многие годы приема пластохинона. Ответственная Алексеева записывала точные даты ввода препарата, помечала дозы – в общем, в руках Холодова оказался фактически дневник эксперимента.

Но отчего-то Диме совершенно не хотелось говорить Але, что именно попало ему в руки. Не то чтобы он не доверял любимой женщине, но шестое чувство настойчиво требовало держать находку в тайне.

Молодой ученый еще раз бросил взгляд на затоптанный мутантами снег, на чернеющую пустоту здания за тяжелой, покосившейся створкой дверей, и отчего-то страх отступил. Будь что будет. Проснулось любопытство – как жила Алексеева в своем подземном доме? Чему радовалась, о чем тосковала, что сделало ее такой, какой она стала?

«Наверное, я сошел с ума…» – подумал Дмитрий и усмехнулся. Ну что же, пожалуй, безумие – это выход, по крайней мере, пожирающая заживо тоска и отчаяние растворились в приступе бестолковой отваги и истерического, маниакального веселья.

В само здание разведчики не стали заходить, опасаясь встречи с «философами», обогнули его и спустились вниз, на парковку. Было темно и тихо, виднелись сгоревшие остовы машин, искрошенный бетон – все, как описывала в своем дневнике Марина.

Дима остановился и прислушался. Нет, ни звука. Абсолютная тишина, нарушаемая только дыханием двух людей, неведомо зачем явившихся сюда.

А вот и дверь. Открытый настежь круглый люк в полу. Спуститься туда означало отрезать себе все пути назад – если внутри обитают бывшие воспитанники Алексеевой, это верная смерть.

– Пошли, – молодой ученый коснулся плеча застывшей в нерешительности Али и первым спустился вниз, в тамбур. – Ты сама хотела идти сюда, теперь не трусь. Здесь никого нет.

Девушка передернулась, но слабость не показала, полезла следом. Дима сам удивился своей жестокой решимости. Отступить бы, такой момент упущен…

«Ну уж нет. Ты затащила меня сюда, из-за тебя я слишком многое пережил, Алевтина. Теперь терпи – мы на задании!» – жестко и зло думал юноша, освещая фонариком стены.

Было по-прежнему тихо. Где-то внизу гулко срывались капли, стучали о бетонный пол. Без заботливых рук своих жителей бункер медленно умирал, штукатурка от влаги пошла трещинами, на петлях и замках дверей проступила ржавчина. И все же каждая черточка, каждый метр жизненного пространства говорили о том, насколько любимым и обжитым было это последнее пристанище.

Здесь не было опасности. Просто заброшенный подземный дом, пустой и безжизненный.