Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

Не считая школы, первые мои попытки что-либо смастерить из дерева относятся к периоду, когда мы с родителями жили в Схевенингене (морской курорт в Голландии). Мне было лет семь-восемь. Я подбирал на пляже выбеленную морем древесину и выпиливал лодочки, а перила для них делал из крохотных гвоздиков, купленных в местном строительном магазине. Единственной фразой, которую я выучил на голландском за всю жизнь, была: «Kleine spijkes, alsjeblieft» — «Маленькие гвозди, пожалуйста». Я брал лодочки с собой в ванну, но они неизбежно переворачивались кверху дном.

Когда я женился в первый раз, мебели у нас не было, а денег вечно не хватало. Вооружившись молотком и гвоздями, я сколотил кофейный столик из старого упаковочного ящика, прибывшего в Англию прямиком из Германии.

На нем имелись вполне симпатичные печати, отдаленно напоминавшие некоторые работы Курта Швиттерса в стиле мерцизм. Ящик этот долгие годы простоял в гараже родителей, храня последние пожитки брата моей матери, который во время войны был летчиком-истребителем. Дядей он был потрясающим; через много лет после окончания войны он умер от алкоголизма.

Кофейный столик пришелся по вкусу моему брату, который захотел, чтобы я сделал такой же и для него, и я согласился, попросив взамен деньги на рубанок. Так и понеслось. Моя мастерская нынче забита всевозможным инструментом — для работы по дереву и по металлу, для обработки камня, для строительных и слесарных работ. Тут у меня три токарных станка, радиально-отрезной станок, ленточная пила, фрезерный станок, не считая электроинструментов и ручных приспособлений. У меня есть специализированная лучковая пила из Германии и баснословно дорогое долото из Японии, которое чертовски сложно заточить правильно. Одно из главных разочарований в моей жизни состоит в том, что почти не осталось инструментов, которые я мог бы купить, — столько всего накопилось за годы. Чтение каталогов с инструментами в поисках нового приобретения (моя жена Кейт, антрополог по профессии, называет это «инструментальным порно») стало для меня одной из утраченных радостей молодости. Теперь все, что мне остается, — это чистить и затачивать имеющиеся инструменты, но я ни за что не хотел бы снова стать молодым и заново пережить все тревожные и неловкие моменты, связанные с этим периодом. Я редко бываю на сто процентов удовлетворен результатом своих трудов: глядя на готовое изделие, я замечаю обычно лишь множество недочетов. Но это, конечно же, означает, что мне есть куда совершенствоваться.

Однажды я смастерил дубовый сундук, которым остался более чем доволен. По краям сундука я вручную вырезал сквозные соединения ласточкиным хвостом, ставшие наглядным доказательством моего мастерства. Впрочем, самые качественные и самые сложные в изготовлении соединения ласточкиным хвостом (они известны как секретные соединения ласточкиным хвостом со скошенными углами) остаются скрытыми от взора.

Настоящее мастерство ремесленника — равно как и хирурга — не нуждается в саморекламе. Как сказал мне однажды старший анестезиолог, хороший хирург оперирует так, что со стороны это занятие кажется плевым делом.

* * *

Когда я вижу, в какой опрятной простоте живут некоторые люди, например обитатели лодок [13], пришвартованных к берегу канала рядом с бывшим домом смотрителя шлюза, или же непальские крестьяне, мимо чьих домиков мы с Уильямом не раз проходили, разгуливая по горам, то неизбежно думаю о том, сколько в моей жизни самого разного имущества. Речь не только обо всех моих инструментах и книгах, коврах и картинах, но и о компьютерах, фотоаппаратах, мобильных телефонах, одежде, компакт-дисках, аудиоаппаратуре, а также о множестве других вещей, которыми я почти не пользуюсь.