Призвание – режиссёр. Беседы с режиссёрами российского кино

Еще очень важный момент. Не знаю, как это происходит. Например, режиссеру кажется, что этот дубль получился, а приходишь на монтаж месяц спустя и видишь, что совершенно другой дубль был. Как ты его пропустил? И почему ты тот выбрал? И так очень часто, и непонятно, чему верить. Как и почему вдруг почувствуешь иначе, непонятно. На съемке – внутри процесса, на монтаже – снаружи: два разных ощущения. Режиссер должен в какой-то момент сказать: «Стоп, снято», но при этом отдавать себе отчет, что на монтаже можно увидеть совершенно другое.

Открытое состояние чуткости

Режиссер – любопытный человек в первую очередь. Это должен быть очень неравнодушный человек, ему должно быть очень интересно, любопытно, и внутренний мотор на этом должен быть построен, много из детского любопытства, это важно.

Режиссер должен быть наблюдательным, потому что необходимы знания о человеческой природе, которые в книжках не прочитаешь. Необходимо в жизни смотреть, кто себя как ведет. Есть ведь язык тела, язык жеста, который дает очень много, если режиссер смотрит вокруг, подмечает это, запоминает и потом может подарить своему фильму. Мне кажется, это почти утеряно в нашем кинематографе. Сейчас больше все текст, текст. Все через текст получается, а если сделать через какую-то деталь, это другой режиссерский уровень.

Режиссер должен быть чувствующий, чуткий, скажем так. Необходима чуткость к своим персонажам, к актерам. Режиссер все время должен быть в каком-то обнаженном, открытом состоянии чуткости. Чувствовать, слышать, видеть, чтобы все было очень живым, настоящим и нефальшивым.

Фальшь очень чувствую. Тогда пытаюсь что-то поменять. Не всегда получается. Всегда боюсь, когда появляется фальшь. Это очень плохо. Необходимо срочно это менять, но главное, чтобы получилось поменять. Очень сложно. Я радуюсь тому, что услышала фальшь, что это не проскочило. Бывает, что может проскочить, потом только слышишь: не так что-то пошло.

Из очень важного, что необходимо режиссеру, – культура изображения. Интересные вещи делать, как раньше работали с изображением, при этом сохранив всю современность, живость, естественность. Но есть еще вещи, которые каким-то образом работают, как в «Антихристе» у Триера, когда я не понимаю, как он это делает. Обычно я вижу, как. Какое бы ни было кино, я сижу и вижу все режиссерские и сценарные приемы, как говорит Миндадзе, «режиссерские ручки». А есть, когда не понимаешь, как это сделано, но абсолютно четко кино переносит тебя в свое эмоциональное состояние, попадаешь прямо внутрь этого потока. Думаешь: как режиссер это сделал? Я не понимаю. Читала потом, что Триер каждый раз героине давал разные задачи, абсолютно разные, и потом на монтаже собирал. Может, он сам не мог объяснить словами, что конкретно он хочет, а мог только почувствовать.

Вот это, мне кажется, тот самый высший пилотаж, когда не вербально, не приемами, вообще непонятно каким образом получаешь сильнейшее эмоциональное состояние. Это очень круто, это мечта. Гениальность. Не механика, не математика, а именно то, что и делает искусство искусством. Это что-то совершенно другого порядка, из другой сферы.

Иван И. Твердовский «Ты отстаиваешь интересы своих героев, показываешь их сильные стороны и просишь других любить их»

Путь к документалистике начался с фильмов отца

Фильмы, которые я смотрел в контексте мирового кино, – это что-то очень далекое, в том смысле, что невозможно было сказать: «Я хочу так же делать». Но то, что снимал отец, режиссер-документалист Иван Сергеевич Твердовский, – это совсем другое. Когда он заканчивал монтаж своих фильмов, то традиционно всегда приносил показать семье. Мне очень понравился его фильм «Большие каникулы 30-х», построенный на кадрах документальной хроники. Там вроде бы нет ничего особенного, но я помню эффект и влияние самого фильма, и еще ощущение того, что это все здесь, это близко, это родной человек, твой отец, делает своими руками.

Осознание этой близости мне дало какой-то толчок, понимание, что этим можно заниматься. И именно документальное кино меня почему-то так вдохновляло. С игровым не было чувства родства, близости. Возникало ощущение какой-то дистанции, что это где-то очень далеко, и снимают его, делают какие-то странные люди, может быть, даже небожители. Но путь к документалистике у меня начался именно с фильмов отца.