Призванный хранить

Неверно думают, будто Аллах создал время незыблемым. Время способно растягиваться, как резина, и сжиматься подобно камню. И даже сворачиваться в кольцо подобно горной гадюке. Моё время растянулось в бесконечность. Я видел неподвижные изумлённые лица, испуганно воздетые руки и застывшую в воздухе чашу с вином, выскользнувшую из чьих-то пальцев. И само вино, так и не пролившееся на стол. А главное — руку почтенного Ханафи и зажатый в ней узкий длинный стилет. Почему-то я точно знал, что остриё стилета смазано ядом: идеальное оружие для убийцы-фанатика.

Я пролетел через зал, распластавшись над полом — мне некогда было отталкиваться ногами от грешной земли. И толкнул Регенду в плечо в тот миг, когда ткань платья — того самого, которое она примеряла, аккуратно разошлась под острым, острее бритвы, лезвием. Я сшиб царицу с ног и упал сам, пребольно ударившись затылком об угол стола.

Лицо Ханафи исказило удивление. Через секунду оно сменилось дикой злобой. Он выкрикнул какую-то гортанную команду, и все его люди выхватили оружие из-под одежд. Тот, что стоял ближе ко мне, взмахнул надо мной мечом. В моих глазах плавали разноцветные круги, и я не успевал ни защититься, ни даже прочитать молитву Всевышнему. Спас меня один из воинов Исавара: плеснул в лицо противнику горячей подливой, а когда тот вскинул руки — полоснул саблей по незащищённому животу. Я хотел поблагодарить своего избавителя, но опять не успел: кто-то весьма чувствительно пнул меня коленом в живот, а когда я согнулся пополам — заломил мне руку за спину и жестоко опрокинул носом в пол. Так, что я почувствовал солёный привкус крови на губах.

— Лежи смирно, сука, — прохрипел он мне в ухо. Голос был весьма убедительным, и я молча повиновался.

Остальное произошло быстро — гораздо быстрее, чем это можно описать. Видимо, не зря Исавар держал подле себя охрану, не расставаясь с ней даже на пирушке. Пока в глазах у меня развиднелось, бой уже завершился. Троих «слуг» Ханафи зарубили на месте, ещё одного обезоружили, вывернули локти и ткнули мордой в пол рядом со мной. Грохот и лязг оружия прекратился, смолкли испуганные крики. Исавар, легко перескочив через стол, бросился к сестре, обнял с замиранием сердца...

— Ты не ранена? — выкрикнул он.

— Всё в порядке, — спокойно сказала она. Ну, может быть, чуточку глуше обычного.

И выпрямилась, снова став истинной царицей. Ей даже не понадобилось опереться на руку брата. Или на чью-нибудь другую, таких рук возле неё было в достатке. Один из гостей предложил ей бокал вина. Регенда отрицательно покачала головой, бросила взгляд на трупы, потом — на обезвреженных врагов, и вдруг ахнула:

— Вы с ума сошли! Отпустите его немедленно!

Я сообразил, что это относится ко мне, лишь когда ощутил свободу: наконец-то я смог пошевелить руками и подняться с пола. Двое Исаваровых людей заботливо помогли мне, заодно быстро и незаметно обыскав на предмет оружия. В носу явственно хлюпало.

— Это он напал на тебя? — спросил Исавар.

— Что ты, — взволнованно прошептала Регенда. Только сейчас ей изменила выдержка.

Она подошла ко мне и заглянула в глаза — я отчётливо увидел, как дрожат её ресницы. Потом протянула руку назад. Кто-то, догадавшись, вложил в неё платок, и Регенда медленно и осторожно коснулась им моего лица. Я опустил взгляд. Темно-алые пятна неправильной формы — то ли диковинные цветы, то ли пятна от чернил — на белом батисте: картина, исполненная тонкого, истинно восточного эстетизма. Жаль, мой слепой дервиш не видит этого — он бы оценил... Он и сам был эстетом, каких поискать: достаточно вспомнить, как он обставил собственный уход из жизни. Сырые камни, куча соломы и одинокая безразличная ко всему фигура — он выглядел так естественно, что я несколько дней подряд обращался к нему, как идиот, не подозревая, что разговариваю с мертвецом. И злился, что он не отвечал мне...

— Я уже дважды обязана тебе жизнью, — сказала Регенда. — Смогу ли я когда-нибудь вернуть тебе долг?

— Я рад, что ты не пострадала, госпожа, — произнёс я.

И услышал:

— Пожалуйста, не называй меня госпожой.

Телохранитель Исавара нагнулся над лежавшим пленником, вынул кинжал и одним точным движением распорол ему рукав. Пленник дёрнулся, посмотрел — не на телохранителя, а на меня! — и я, клянусь Аллахом, едва не вздрогнул. Ибо этот взгляд принадлежал явно не человеку. На его смуглом плече чернело клеймо, наподобие того, каким скотоводы метят своих овец. Клеймо изображало какое-то жутковатое существо: голова жабы, посаженная на рыхлое женское тело с обвислой до земли грудью. Глаза у жабы-женщины были очень живые и грустные, и это почему-то усиливало отвращение.

— Исмаилиты, — сказал телохранитель без выражения. — Наёмные убийцы. Этот знак они получают при посвящении в тайную секту.

— Я сам допрошу его, — с угрозой произнёс Исавар. — Он расскажет, кто подослал его, клянусь Богом.

И вдруг взревел с яростью:

— Где Ханафи?!!