...Просторный халат и тюрбан нашли в одном из дворцовых коридоров — должно быть, «купец» скинул их, прежде чем спуститься по верёвке из окна. Рядом на каменных плитах лежала подушечка, с помощью которой (я опять угадал) он легко превращался в забавного толстяка.
— У него наверняка был сообщник здесь, в Меранге, — сквозь зубы проговорил Исавар. — А может быть, и во дворце. Ничего, сестра, мы найдём гниду.
— Во дворце? — В глазах Регенды снова появилась тревога. — Среди моих слуг... Нет, не верю!
— Однако это правда, госпожа, — тихо произнёс я. — Кто-то умело направлял действия убийц. Вспомни охранника, который напал на тебя зимой.
— Жаль, никто не догадался посмотреть, было ли клеймо у него на плече, — подал голос Фархад. И я в который раз подумал, что заимел в его лице врага. Непримиримого, жестокого и счастливо избавленного от всяких представлений о рыцарских правилах боя. Лишь отвергнутый мужчина способен нести в себе все эти качества...
Он широким шагом подошёл к Исавару (видно, поняв, что с самой Регендой каши не сваришь) и указал в мою сторону.
— Господин, молю тебя, прикажи схватить этого человека! Я уверен, он состоит в сговоре с убийцами!
Глаза Регенды вспыхнули гневом.
— Замолчи, — холодно приказала она, но Фархад впервые в жизни не послушался.
— Неужели ты не видишь, что он околдовал тебя, госпожа? Он прибыл в наш город всего несколько дней назад, а тебя уже дважды пытались убить. И наверняка оба покушения устроил он сам, чтобы втереться к тебе в доверие. Иначе как он мог угадать в тебе царицу — ведь ты была одета простолюдинкой? И каким дьявольским образом он заподозрил в Ханафи наёмного убийцу?
— Замолчи, — повторила Регенда.
И я неожиданно заметил, что мы очутились в кольце. Мы вдвоём, в центре некоего круга, будто в государственной измене обвиняли не только меня, но и аланскую царицу.
Да, именно так: здесь, в её собственном замке, вершился самый настоящий и скорый суд. И главным лицом на этом суде была отнюдь не Регенда — её брат Исавар, правитель славного Сенхорана, стоял сейчас в небрежной и строгой позе судьи, и все вокруг ждали ЕГО решения. Стоит ему мигнуть...
Что ж, если мой неведомый противник рассчитал именно такой исход дела — мне остаётся только склонить голову в немом восхищении.
— Что же ты молчишь, чужестранец? — почти весело спросил Исавар. — Или тебе нечего ответить на обвинение?
Вряд ли он успел так сильно возненавидеть меня — да и я не успел сделать ему ничего плохого. Наверное, я даже вызывал у него лёгкую симпатию — так знатный патриций вполне искренне сочувствует истекающему кровью гладиатору на арене. Что не мешает этому патрицию в решающий момент опустить вниз большой палец.
Я молча шагнул вперёд, расстегнул ворот одежды и обнажил плечо. На нём не было клейма, но я прекрасно понимал, что этот факт ни о чём не говорит...
— И ты поверила ему, госпожа? — в голосе служанки (подруги, наперсницы — возможно, единственного близкого человека во дворце) сквозили восхищение и лукавый испуг. — Но он так страшен лицом! Эта чёрная борода, и эти морщины...
— Что-то ты не слишком боялась его, когда он прогнал грабителей в подворотне, — со смехом отозвался второй голос, который я узнал бы из тысяч других.
Две женщины на дорожке посреди сада, возле белой ажурной беседки — они не замечали меня, увлёкшись разговором, хотя мне и в голову не приходило прятаться специально. Густая листва и кустарник, разросшийся за неполное лето позади скамейки, скрыли меня, по обыкновению размышлявшего в утренние часы над своей повестью. Её страницы лежали у меня на коленях, и я задумчиво покусывал кончик тростниковой палочки для письма, размышляя, в каких словах лучше рассказать о минувших событиях. Я так увлёкся, что не сразу расслышал голоса. А когда расслышал — было уже поздно.
— Лично мне больше по душе Фархад, — откровенничала служанка. — И красив, и обходителен, и благороден...
— Бери себе.
— Ох, не лукавь, госпожа. «Бери себе...» Он ведь с тебя глаз не сводит.
— Неужели ты вообразила, что я польщусь...
— Нет, что ты! — смешливый испуг. — Ты достойна гораздо большего. Но этот чужестранец...
— Знаешь, — задумчиво произнесла Регенда после паузы. — Только рядом с ним я чувствую себя женщиной. Не царицей, не правительницей, а
— Может быть. Но всё равно я его побаиваюсь.
— А я — нет. Кажется, наоборот, я впервые перестала бояться. Подумать только: вчера меня чуть не убили — а я всю ночь проспала, как ребёнок. И проснулась утром счастливая.
Я не видел этого, но ясно представил, как служанка притворно-сокрушённо покачала головой.
— Какой ужас... Смотри, госпожа, как бы тебе всерьёз не влюбиться в этого чужестранца.
Аланская царица так же сокрушённо (но совершенно серьёзно) вздохнула в ответ.
— Уже.
Снова смех и голоса, перебивающие друг друга. Вскоре они удалились и стихли, а я продолжал сидеть неподвижно, вяло думая, что сегодня вряд ли напишу хоть строчку.