Призванный хранить

Так он говорил каждый день. Или — десять раз на дню, заставляя своих подопечных — троих враз или каждого по очереди — делать нечто совсем простое, вроде бы и не имеющее отношения к воинской науке. Поднять палку с земли. Бросить в дерево камешек. Повернуть голову на звук. Сделать шаг в сторону. Отвести руку за спину. Упасть на землю и встать с земли.

Обычно, глядя на них, он лишь сокрушённо вздыхал, после чего принимался учить. Перекраивать движения на новый лад, исправляя неуклюжесть и излишнюю резкость. Чёрт знает, что они, все трое, испытывали во время уроков: иногда — недоумение. (Чёрт возьми, сколькими способами можно обернуться, услышав за спиной хруст ветки? По мнению Антона, только одним, однако премудрый горец тут же показывал ещё десяток, добавив вскользь: «А то, как делаешь ты, — забудь. Иначе можешь умереть молодым»). Иногда — раздражение. («Издевается он, что ли? — ворчал покрытый синяками Баттхар, с трудом пристраиваясь на жёстком ложе. — Это не так, то не эдак... Я думал, мы будем учиться сражаться, а мы учимся, как поднести лепёшку ко рту и не уронить. Я ему кто — аланский царевич или придворный шут?»).

Но постепенно, изо дня в день, в них просыпался неподдельный интерес. Ибо они чувствовали: за мелкими деталями, за каждым вновь выученным движением, за странными придирками их наставника кроется нечто очень большое, ёмкое, могучее и древнее, как сами горы вокруг. То, что нельзя купить или украсть, выманить хитростью или отобрать силой.

Иногда за их занятиями наблюдала Асмик. Освободившись от хлопот по хозяйству, она, бывало, приходила и стояла в сторонке, глядя, как суровый Аккер бросает своих учеников через голову. (Наверное, Аккер и её учил разным премудростям: стрелять из лука, скакать на лошади и драться на мечах. Антон ещё тогда, в их первую встречу, понял, что девушка — воин, без всяких скидок). Вот и сейчас она исподтишка смотрела на него, отставив на камень кувшин с водой. Заходящее солнце — большое, оранжевое, как спелый апельсин, — светило ей в спину, рождая такое же оранжевое сияние вокруг головы. Антон как раз уронил аланского царевича эффектным приёмом и гордо встал, выпятив грудь. И, как водится, моментально пропустил обидный пинок пониже спины. Взвыл, обернулся и увидел Аккера.

— Твоё счастье, что это всего лишь тренировка, — спокойно сказал тот. — Отвлечёшься в бою — другую цену заплатишь.

— Хай, сэнсэй, — устало отозвался Антон, вытирая пот с разгорячённого лба. Обижаться на наставника он давно и благополучно отучился.

Аккер, скорее всего, не понял последней фразы, но не переспросил: не хватало ещё обращать внимание на всякие иноземные прибабахи.

— Ну-ка, бегом за мной, — бросил он через плечо и резво побежал вверх по склону. — И не вздумайте отдыхать по дороге!

— Опять, — простонал Баттхар. — Точно горные козлы, ей-богу. Как только ещё рога не проросли...

Бежать — это тоже была наука. В былые времена Антон был убеждён, опираясь в основном на книжный опыт («Ашик-Кериб», «Кавказский пленник» и Бюль-Бюль Оглы в классике советского кинематографа «Не бойся, я с тобой!»), что горцы в своих передвижениях целиком полагаются на коня. Это было красиво и романтично: так и виделись крутые склоны, подсвеченные солнцем, всадники в чёрных чекменях, с закрытыми платком лицами, топот копыт и гортанные выкрики. Теперь, глядя в удаляющуюся спину Аккера, Антон понял, что ошибался. Тот и на своих двоих вряд ли уступил бы хорошей скаковой лошади. Тем более если заставить её носиться не по ровной дорожке ипподрома, а вверх-вниз по крутым каменистым склонам.

Когда наставник впервые предложил ему пробежаться («Прогуляться», — так иезуитски он выразился), Антон отстал от него через двадцать минут. Через сорок — потерял его из виду и, плюнув с досады, рухнул на ближайший камень — отдышаться. Их хижина осталась где-то далеко внизу, и Антон совсем не поручился бы, что сумеет отыскать к ней дорогу. Пришлось стиснуть зубы покрепче и двигаться вперёд.

Аккер ждал его по другую сторону откоса, где в распадке зеленел аккуратный лужок и торчало одинокое дерево, вымахавшее на просторе больше вширь, чем ввысь, и напоминавшее собой слегка потрёпанный балдахин. Горец лежал под этим деревцем, вытянувшись во весь рост и надвинув шапку на глаза, чтобы не мешало солнце. И кажется, сладко похрапывал. При приближении Антона он лениво открыл один глаз и проговорил:

— Ты уже здесь? По правде, я не ждал тебя так скоро.

Антон плюхнулся рядом и сердито спросил:

— Ты когда-нибудь устаёшь?

— Устаю, — признался Аккер. — От тебя и твоих друзей. Ты видел, как я бежал?

Антон чуточку подумал.

— Видел. Ты переваливался с ноги на ногу, точно утка. Или медведь.

— Вот! — Аккер воздел вверх указательный палец. — Поэтому я не выдохся. Согласен, это не очень красиво со стороны, но это умнее. Когда мы побежим обратно, ты попробуешь. А сейчас бери в руки вон тот камень и приседай, нечего рассиживаться.