Призванный хранить

А потом — может быть, через минуту или через час — я услышал шелест листвы недалеко от себя. Я живо поднялся на ноги — и увидел Регенду. Она стояла прямо передо мной и смотрела мне в глаза. Я подумал, что она сердится, — может быть, решила, что я нарочно шпионил за ней. Но нет, в её взгляде не было ни гнева, ни смущения. Только ожидание. И я, вдруг смутившись сам, неловко проговорил, демонстрируя чистый лист:

— Моя рукопись... Я, видишь ли, работал над рукописью...

— Ты всё слышал? — спросила она.

Я кивнул. А она сказала с некоторым облегчением:

— Что ж, тем лучше. Я совсем не была уверена, что смогу произнести это внятно, стоя перед тобой.

Иногда мне в голову приходит кощунственная мысль, что всемогущий Аллах отвёл мне слишком долгую жизнь. Про иного говорят: «Несчастный человек! Умер в расцвете сил и в зените славы — а ведь многое ещё мог совершить...» Глупцы, откуда им знать, что ожидает человека в будущем. Возможно — великие дела, о которых через много веков сложат легенды. Возможно — нечто иное, о чём будут говорить шёпотом и с отвращением. Одно известно наверняка: коли Всевышний уготовил человеку долгий путь — в конце его ожидает болезнь, уродство и смерть. Только смерть жалеет стариков, жизнь к ним беспощадна. Я чувствую это на себе: моя собственная жизнь уходит быстро, осталось всего ничего — часть ночи и зыбкий рассвет, наполненный крошечными огнями где-то далеко, на склонах гор. Там, где раскинулся лагерем Хромой Тимур, осадивший город Тебриз.

Что скажут обо мне потомки, доверь я своей повести всю правду, всю подноготную о моих тайных и явных помыслах, не проклянут ли? Как бы сложилась сама История, если бы тот день в саду стал для меня последним?

Я часто вспоминаю его. Раскладываю по камешкам, словно мозаику, и собираю опять, каждый раз с горечью замечая, что очередного камешка не хватает. Возраст делает меня забывчивым. Постепенно стирались детали, угасли в дымке прошлого люди, которые были мне дороги, — страшно сказать, я пытался вспомнить лицо Регенды — и не смог... А вот что осталось — это старые яблони в медовом запахе и расстеленное на земле покрывало нежного персикового цвета. И мёд в глиняной пиале, над которой жужжат пчёлы. Одна из них села на меня, и я отшатнулся, покраснев.

— Ты не любишь пчёл? — спросила Регенда.

Я признался, что попросту боюсь их: мне было восемь лет, когда во время прогулки в парке на меня напал целый рой. Помнится, я бестолково размахивал руками, потом упал на землю и заревел — моих сил не хватило, даже чтобы убежать. На крик прибежали слуги отца. Они живо завернули меня в одеяло и унесли в дом. Прибывшие в тот же день лекари осмотрели меня и успокоили отца, заверив, что моё здоровье вне опасности. «Следы укусов сойдут без последствий, — сказали они, — если выполнять несложные рекомендации по лечению». Через положенное время укусы действительно сошли, а вот последствия остались. С тех пор пчёлы вызывают у меня панический ужас.

— Ты разочарована во мне? — спросил я.

— Наоборот, — сказала Регенда. — Мне было бы трудно полюбить человека без слабостей.

Она улыбнулась и аккуратно капнула мёду себе на ладонь. И подняла её перед глазами. Я увидел, как на ладонь села пчела. Она была ярко-полосатая, словно тигр, с длинными торчащими вверх усиками и хоботком впереди. И острым жалом в лохматой заднице — я даже вздрогнул, представив, как это жало вонзается в руку Регенды.

Однако — не вонзилось. Пчела замерла было в нерешительности, но через секунду просеменила вперёд и вежливо опустила хоботок в капельку мёда. Затем, насытившись, взлетела и описала круг над головой царицы — я именем Аллаха поклялся бы, что она благодарила за угощение...

— Знаешь, — сказала вдруг Регенда. — Я повстречала человека. Здесь, в саду, несколько минут назад.

— Кого именно? — Я не на шутку встревожился — не удивительно, особенно в духе последних событий.

— Мне показалось...

— Что?

— У моего брата Исавара есть маленький сын, его зовут Баттхар Нади. Я видела его совсем младенцем, а сейчас в саду он словно явился ко мне из будущего. — Она помолчала и поёжилась, будто от холода. — Он сказал, что мне угрожает опасность.

— Ты испугана после вчерашнего покушения, — мягко сказал я. — Немудрено. А что касается опасности... Кто бы ни желал тебе зла — клянусь, пусть он сначала переступит через меня.

— Иди сюда, — тихо произнесла Регенда.

Я опустился рядом. Как та пчела, — а ведь, наверное, могла бы облюбовать себе какой-нибудь цветок, полный нектара, или спелое яблоко, упавшее с ветки, или глиняную пиалу на персиковом покрывале — соблазнов вокруг было множество. Но Регенда и не думала никого соблазнять. Или искушать. Или брать силой. И тем более просить.

Она просто поднимала руку ладонью вверх.