Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)

Томительное безпокойство повлекло ее съ ея мста въ сосднюю комнату къ окну. Между верхушками сосднихъ домовъ и блыми дюнами мелькала большая полоса синяго моря, а надъ нимъ сверкающій парусъ. Это была свжая, яркая картина, вставленная въ раму низенькаго окошечка. Цецилія смотрла на нее тми глазами, какими она привыкла смотрть на природу; а потомъ она думала о томъ, что эта водная пустыня съ одинокимъ кораблемъ, несущимся по безлюдному пути въ неизвстную даль, была страшной, безжалостной дйствительностью для нея, для ея ребенка.

Голова ея опустилась на руку; она не слыхала шороха за дверями и взглянула тогда только, когда дверь раствори насъ и въ комнату вошла Стина съ робкимъ пытливымъ взоромъ, съ радостно-смущеннымъ выраженіемъ на покраснвшемъ отъ слезъ лиц,-- взошла и оглянулась на кого-то, стоявшаго позади нея. Цецилія вздрогнула отъ какого-то предчувствія, у ней прилила кровь къ сердцу. Кто же могла быть эта темная фигура въ коридор, какъ не тотъ, по комъ она такъ безмрно тосковала, чьего прибытія ждала съ такой же надеждой и любовью, съ какими врующій ждетъ чуда.-- И онъ былъ тутъ, потому-что любилъ ее; а все-таки, все-таки! этого не могло, этому не слдовало быть; и ея полуоткрытыя руки опять опустились и отвчали на пожатіе его рукъ только трепетомъ.

-- Гд Гретхенъ?

Они подошли къ постели малютки; добрая Стина уже опередила ихъ. Блдныя щечки раскраснлись, сильне дрожали ручки; боязливый взоръ Цециліи говорилъ то, что она высказала дрожащими устами только въ сосдней комнат: "Если она умретъ, я убила ее".

-- Она не умретъ, возразилъ Готтгольдъ;-- но и ты не ршайся ни на какія насильственныя мры; перестань бороться одна, не отвергай моей помощи, какъ ты это до сихъ поръ длала.

-- Для того чтобъ увлечь тебя, тебя невиноватаго въ этомъ несчастіи, въ погибель! я и такъ уже слишкомъ много это длала, но продолжать это -- никогда!

-- Что называешь ты продолжать, Цецилія? Я люблю тебя -- этимъ все сказано, этимъ оба наши существованія заключены въ одинъ и тотъ же кругъ. Что могла бы ты вынести, чего я не вынесъ бы съ тобою? да и не стало ли самое твое прошлое моимъ? не всегда ли оно было моимъ? не жило ли все это постоянно въ душ моей въ вид какого-то робкаго, неяснаго предчувствія и не набрасывало ли оно мн завсу на самую свтлую жизнь? Да, Цецилія,-- обдумавъ это, я долженъ сказать: Слава Богу! слава Богу, что завса разорвана, что жизнь лежитъ передо мною, какова она есть, хотя бы даже всевозможныя затрудненія и препятствія и грозили вполн преградить намъ дорогу. Мы побдимъ ихъ. Если я когда либо въ этомъ сомнвался, то теперь уже не сомнваюсь,-- теперь, когда ты возвращена мн.

Сидя подл нея, онъ наклонился къ ея уху и шепталъ едва слышно; но она понимала всякій звукъ -- и всякій звукъ рзалъ ей по сердцу.

-- Мн, Цецилія, мн. Ты убила бы не только себя и своего ребенка, ты убила бы и меня. Такъ котъ, если какой нибудь голосъ, который ты на вки должна считать святымъ, въ правдивости котораго ты никогда не должна имть ни малйшаго сомннія, взывалъ къ теб: живи! то ты живешь именно для меня, потому-что безъ меня, Цецилія, ты уже не можешь жить.

-- Но не съ тобою! вскричала Цецилія, ломая руки.-- Нтъ, не гляди на меня такъ вопросительно и съ такимъ упрекомъ твоими полными любви глазами, ты добрый, милый Готтгольдъ! Вдь я все желала бы сказать теб, но не могу; быть можетъ женщин, такой, которая въ полномъ смысл слова была бы женщиной, мн не нужно было бы говорить,-- она и такъ поняла бы меня.

-- Ты не любишь меня такъ, какъ должна бы любить человка, отъ котораго могла бы принять и приняла бы всякую жертву, потому-что для любви не существуетъ жертвъ,-- для истинной любви, той, которая все терпитъ и все выноситъ; а твоя любовь не истинная!

Онъ сказалъ это безъ горечи; но онъ тяжело дышалъ, а губы его дрожали.

-- Не права ли я, что даже одаренный самыми нжными чувствами, самый лучшій мужчина не можетъ понять насъ? возразила Цецилія, склоняясь къ Готтгольду и откидывая ему волосы съ его пылающаго лба. На ея чудныхъ губахъ, въ темныхъ глазахъ ея заиграла на минуту та полная невыразимой прелести улыбка, которая являлась иногда Готтгольду въ мечтахъ, словно околдовывала его на цлый день и заставляла снова и снова мечтать о себ. Но это продолжалось одинъ мигъ; она исчезла; прежняя глубокая задумчивость опять оснила каждую черту прелестнаго лица и звучала въ голос.

-- Истинная любовь! Сметъ ли женщина, пережившая то, что пережила я, даже произносить эти слова? Истинная любовь? Разв ты назвалъ бы ее такъ, еслибъ я...

Она вдругъ прервала рчь, встала, подошла къ окну, опять вернулась назадъ и сказала, остановясь со сложенными руками передъ Готтгольдомъ:-- еслибы я продолжала помогать его алчности, еслибы я дольше позволяла продавать себя и своего ребенка, еслибы ты долженъ былъ отдать до послдней копйки все твое состояніе, чтобы выкупить насъ...

-- Ты могла сдлать это и не сдлала! вскричалъ Готтгольдъ въ горестномъ волненіи.