Про красных и белых, или Посреди березовых рощ России

Павел положил газету на место. С каким-то новым, непонятным чувством. Словно это не осень. Словно завтра – весна. Пасха. Радоница. Новая зеленая трава. А сейчас осталось просто спастись с этой России. Россия выбрала сама. Он больше ничего ей не должен. От Петрограда и до этой улицы Алеутской во Владивостоке. Больше – ничего. Он должен – за себя. И как там все будет дальше. За Веру, Царя и Отечество. «Была бы Русь Святая и торжествовала бы предопределенная ей от Бога цель». «А что я не увижу это спасение, а только мои потомки… Так разве для себя я вел братоубийственную войну и готов снова к ней? Разве для восстановления своих генерал-лейтенантских привилегий и для владения хутором Фоминским под Москвой?… Что же из того? “Была бы Русь Святая и торжествовала бы предопределенная ей от Бога цель”…»[139]

Это тоже был генерал Дитерихс. А это был Владивосток. Последний и проигранный бой. До новой зари. Когда Россия снова возродится. Но это было уже не его дело. Там и будет видно. Не сейчас. А сейчас – значит, можно ехать домой. Ура. «Если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или другое…» (Иак.4:15). «Не умру, но жив буду, и повем дела Господня» (Пс.117:17).

«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром…», – вспомнил и подумал Павлик.

И улыбнулся:

«Михаил Константинович, Его Высокопревосходительство…»

А это был последний боевой приказ. Об организации Земской Рати для перехода границы и дальнейшего пребывания на территории Китая. Чтобы все воинские чины имели погоны и вообще вид воинских чинов и частей, а не товарищей из беженского табора.

Погоны он зашил под подклад куртки. Новый риск, но новый смысл. Это были звездочки. Его капитанские звездочки.

XII

Он придет завтра на причал. Потому что просто надо ведь куда-то прийти. Потому что непонятно, что теперь делать. Наверное, надо просто как-то выбраться. В Посьет. Там совсем рядом граница. Другая страна. В которую ушли и его товарищи. Он знал. Была договоренность. Пути отхода. Надо тоже попасть туда. А потом он поедет домой. А потом… А потом бывает суп с котом. Просто его погоны. Как память и офицерская честь.

«Может, плакать будем мы потом,
Но потом бывает суп с котом,
И, что бы там ни было, пока
Принимай-ка нас, Америка!»[140]

Он не знает, как там все было на русско-китайской границе, когда армия перешла в Китай. Он не знает. Но он как будто был там и тоже все слышал: «Никаких авантюристических планов, намерений не ожидать и признать, как определенный факт, что мы проиграли стадию открытой борьбы 1918–1922 гг., интернировались на территорию чужого государства и стали в положение обыкновенных беженцев»[141].

Последний крестовый поход закончен.

Он обернулся. Кто-то подошел и встал рядом. Словно кто-то свой. И правда – свой. Это был Василько.

Василько смотрел и не понимал. Красные вошли в город. В пустой и брошенный город. Белые все ушли. Почему он остался? Павел?

– Ты не можешь остаться, – заметил он. – Тебе лучше уехать. Тебе нечего делать в государстве рабочих и крестьян. Ты ведь прежний капитан царской армии. Тебя могут узнать, тебя могут расстрелять.

Павел посмотрел на море под пирсом. На волны. На небо. Такими же были прерии. Такой же оказалась и эта его невольная судьба. Владивосток. Россия.

– Я бы уехал, – согласился Павел. – Но уже не получилось.

– Я найду тебе корабль, – решительно ответил Василько. – Я все решу, как тебе уехать. Ты ведь мой друг.

Он отвернулся. И снова посмотрел на него.

– Прости меня, Павел, – вдруг сказал командарм.

– Бог простит. Ты меня прости, – улыбнулся Павлик.

Василек пожал ему руку. И почему-то они стояли сейчас такие веселые и беззаботные. Словно как и не было всех этих красно-черных лет. Словно не было и сейчас опасности. Словно вернулось детство. А потом они договорились, как найти друг друга, и Василько заторопился уйти. Ему надо было ведь спешить, если он хотел побыстрее выручить своего товарища.

Почему он не ушел с ним? Но он не подумал. Они не подумали оба. А сейчас он стоял, и к нему приближался случайный патруль. Он отвернулся в сторону, ему ведь, наверное, просто показалось, что они идут к нему. Но ему не показалось. Тяжелая рука легла на его плечо. Он повернулся. Повернулся и отступил, чтобы остаться на расстоянии с подошедшим. Тот стоял и смотрел. Как смотрит на свою законную добычу лев.

– Оставь, – заметил товарищу его младший спутник. – Мы ведь победили. Побежденный враг – уже не враг.

Он стоял, юный и великодушный красноармеец, но он не знал. Есть не только белые и красные. Еще есть всякие чувства. Месть. Ненависть. И еще иногда все происходит слишком быстро. Слишком быстро, чтобы успеть понять и возразить. Ты ведь думаешь, что это невсерьез. Но пуля – дура…

– Документы.

Ему не нужны были документы. Ему был нужен он сам. Павел понял. Они узнали друг друга.

– Павел Лесс, – сказал он.