Про любовь, ментов и врагов

– Боюсь соврать, брат джан, но где-то в начале восьмидесятых, вскоре после Олимпиады, Арамис то ли выиграл кубок Европы, то ли стал золотым призёром чемпионата мира. Его фотографию в рост растиражировали в иностранных газетах и журналах, а он же у нас красавчик – стройный, подтянутый, кудрявый, чистый мушкетер. Вот какой-то богатый армянин из болельщиков и послал ему настоящий золотой «ролекс» – с одиннадцатью бриллиантами, золотым браслетом и настоящими рубинами в механизме. И сопроводил письмом: «Не дает, мол, советская власть нам возможности серьезно помогать Армении, чтобы гордиться её не разбавленными в советской экономике достижениями, так мы гордимся лучшими её сынами и помогаем им индивидуально. И ты, Арам Лусинян, один из них. Такие же часы я дарил Тиграну Петросяну, Араму Хачатуряну, Никите Симоняну» и не помню еще кому-кому-кому. Так Арамис с этими часами даже в худшие свои минуты не подумал расстаться, они были для него не менее ценны, чем медали.

– Он почти каждый день торчал у меня в мастерской. Талантливый, непутевый, открытый и непосредственный, как ребенок, – вздохнула пригорюнившаяся при воспоминаниях об Арамисе Верка. – И меня не покидает чувство вины за то, что должна же была разглядеть проблему, уберечь его, как маленьких оберегают. Но все эти качества, при его титулах-то и опыте, так раздражали…

– Верон, а он за тобой не пытался ухлёстывать?

– спросил Тоникян, нацеливаясь на очередной кусочек пахлавы, и Шварц насторожился.

– Ты совсем дурак? – возмутилась Верка и продолжила: – А про этого миллионера мне Арамис рассказывал. Этот Паравян – удивительный добряк, всем помогает и там, и здесь. А еще он скупает в зарубежных архивах документы, подтверждающие уничтожение армян в Турции и при султане, и после прихода к власти младотурок. Да вы, наверное, слышали, он для этих целей финансирует строительство исследователького центра в Ереване. Но Арамис говорил, что человек, которому Паравян доверил все оргвопросы по строительству, здорово его надул. Участок не купил, как обещал, но арендовал за взятку в мэрии, причем за счет территории жильцов соседних домов. Да и в расходной части строительства надувал здорово, всё вымогал новые суммы и тянул со строительством… Арамис так злился на эту тему, что я старалась её избегать: в таком состоянии он уже не мог рисовать. Но что я знаю, так это то, что Арамис очень гордился дружбой с Паравяном, а когда стал писать маслом, две картины послал ему в подарок с летавшим в Таиланд пилотом.

– Паргеву Паравяну? – поднял глаза от тарелки Тигран.

– Ну да!

– Он позавчера скончался. Я по радио услышал, – озадаченно выдал он.

– Да ты что? – ужаснулась Верка.

– Слушай, Шварц, я тут вспомнил один детективный роман, ну, точно, как здесь получается… – начал Тигран.

– Иди ты к черту, циник пластический, – возмутилась Верка, – ты хоть представляешь, какой замечательный человек умер?

«Убитые тоже умирают», – вспомнил Шварц слова месье Саргиса.

Как важно архивировать счет матчей

18 декабря, после полудня

– Ах, Паргев, Паргев, – думал Леонард, меря дёргаными шагами большой зал паравяновского дома, куда близкие пришли после похорон на поминальный фуршет. – Конечно, ты был старым, но казался вечным! И зачем я тебя нервировал своими идиотскими подначиваниями! Но так ведь было всегда, все годы нашей дружбы! И это была игра, которую любили мы оба, и она уже не повторится ни с кем другим… И как Господь может отнять жизнь у человека, даже в таком возрасте, если у него планов еще на годы, а голова и сердце работают, как у молодого мужчины?

– Андраник, – обратился он к старшему сыну Паргева, – я хочу, чтобы ты знал, что мне очень жаль, что так случилось с Паргевом. И что он был моим лучшим другом с тех пор как вернулся в Таиланд…

– Знаю, Ленни, знаю, – ответил тот, и широкое охристое лицо осветила паравяновская улыбка, – и он тоже любил тебя как родного…

Андраник с высоты своего роста положил руку на плечо Сэмюэля.

– Я ведь накануне был у вас, – не унимался Леонард, мы играли в нарды, шутили, спорили. А что было на следующий день?

– Да нормально начинался день, как обычно. Отец с утра был в приподнятом настроении, так как с минуты на минуту ждал кого-то с Ближнего Востока с копией очередного архивного документа, которую он собирался купить…

– Откуда – с Ближнего Востока? – спросил Ленни, по инерции продолжая интересоваться паравяновскими делами.

– Кажется, из Сирии, – рассеянно ответил Андраник.

– А этот сириец пришел? – поинтересовался Леонард.

– Сам он не пришел, а прислал пакет с местным посыльным. Тот принес копию приказа от 1903 года паши Айнтапского вилайета Турции. Это был запрет говорить по-армянски на улице и в публичных местах, предусматривавший наказание в неповиновении: вырывание или отрубание языка. И был приложен список имен первых двухсот, подвергнутых экзекуции за первую неделю. Скорее всего, это отца и расстроило так… Уж очень близко к сердцу он воспринимал события тех времен…