Про папу. Антироман

Сегодня я решил встать на путь воина. Это значит, что я должен прекратить жаловаться на жизнь. Надо действовать так, будто каждый шаг – последний в моей жизни. Утром я проснулся и сразу понял, что это не так просто. Во-первых, мне трудно представить, что я могу сегодня умереть. Для этого надо ещё постараться. Например, засунуть два пальца в розетку невозможно, потому что дырочки в розетке слишком узенькие. Конечно, может случиться что-то непредвиденное, скажем, Паша сойдёт с ума и стукнет меня молотком по лбу. Или на улице на меня что-то упадёт. Я недавно проходил мимо дома, на котором было написано: «Осторожно. Возможно падение фрагментов балкона».

Итак, я проснулся утром и попытался представить, что я сегодня умру, и поэтому надо срочно что-то существенное сделать. Я подумал, что такого важного я могу совершить. И сразу же понял, что самое важное в эту минуту – ещё поспать. Это было важнее всего. Я, конечно, знал, что опаздываю на работу. Но воин не должен позволить сбить себя с толку такими соображениями. Он обладает безупречной волей и делает то, что должен. Поэтому я свернулся калачиком и снова заснул.

Во сне у меня осталась куча незавершённых дел. Во-первых, надо было узнать, что произошло с литературным критиком Сонечкой.

Я находился на Форуме молодых писателей в Липках и совершенно не думал о Сонечке. В последние годы она почти исчезла из моей жизни. Мое сомнительное чувство к Соне медленно, но верно угасало, потому что я был ей не нужен. К этому добавлялось то обстоятельство, что Соня говорила очень тихим голосом: я ничего не мог разобрать и постоянно переспрашивал. Это раздражало нас обоих.

Было почему-то лето, хотя Форум проходит осенью. Я гулял по берегу моря и смотрел, как солнце, похожее на тёмную сливу, постепенно тонет вдали. В реальности никакого моря там нет, но во сне было. Массивная деревянная лодка торчала из песка носом вверх, и её омывал прибой. Сверху на ней сидела чайка, и мрачно, словно ворона, смотрела на меня одним глазом. Откуда-то появился поэт-песенник Каракуменко, он спешил и собирался пройти мимо, не здороваясь. Он меня ненавидит и однажды вдалбливал моему другу, что со мной нельзя иметь дело, потому что потом не отмоешься. Чем я ему насолил – ума не приложу. Я, однако, поздоровался и спросил:

– Куда это ты бежишь?

Он слегка опешил, потому что обычно я тоже с ним не здороваюсь, и с перепугу ответил:

– К Соне: говорят, на неё напали.

– Что? – удивился я. – Кто?

– Никто не знает. Я побежал.

Почему-то во сне я знал, что Сонечка живёт не в пансионате, а в какой-то гостинице в городе. Это сделано специально, чтобы к ней никого не подселили, и она могла бы спокойно принимать у себя одного вальяжного литературного деятеля пожилого возраста, которого Сонечка любила уже давно.

Испугавшись за Сонечку, я побежал вслед за Каракуменко, но он куда-то исчез. Тогда я переместился в город одним мгновенным усилием воли, как это бывает во сне. Темнело. Со страшным грохотом мимо проносились машины, ощупывая зелёными фарами блестящий от влаги асфальт. Фонари стояли без движения, как мёртвые с косами, и не горели. Я прошёл под мостом и увидел гостиницу – белый двухэтажный домик.

На ресепшн была только уборщица. Она мыла пол и мрачно зыркала глазами в мою сторону.

– Я к Соне Шишкиной, она сегодня вписалась, – сказал я уборщице.

– Ещё один, – сказала уборщица. – Ходят и ходят сегодня к ней, и всё мужчины. Один уйдёт, другой придёт. Что такое?

– Да я так, ничего такого, – сказал я. – Мне проведать нужно, говорят, с ней случилось что-то.

– Случилось, как же, – проворчала уборщица. – Мужчины ходят. Вон вверх по лестнице идите.

Я поднялся вверх по шикарной парадной лестнице, устланной длинной пурпурной тканью, и пошёл по этажу. На одной из дверей была золотая табличка с надписью «Соня Шишкина». Я толкнул дверь и увидел маленькую каморку с кроватью и столиком перед ней. На кровати сидела совершенно бледная Сонечка и наливала себе в стакан минеральную воду. Было тихо, как в гробу.

– Привет, – сказал я.

– Серёженька? – встрепенулась Соня. – Фухххх… Заходи. Как ты меня нашёл?

– Что-что-что? А-а, как нашёл… Сам не знаю, – признался я. – Шёл, шёл… Что с тобой произошло?

– А что со мной произошло? – спросила Сонечка и начала судорожно пить воду.

– Что-что-что? А-а, что произошло… Говорят, напали на тебя.

– Кто напал?

– Не знаю. Маньяк какой-то. Мне Каракуменко сказал.

– Трепло он… – пробормотала Соня.

– Кто-кто-кто? А-а, трепло… Да, он трепло. Ну вот, короче, я забеспокоился и пришёл.

– Спасибо, – поблагодарила Соня и посмотрела на меня с теплом. – Кроме тебя, никто не пришёл. Я почему-то знала, что именно ты прискачешь.

– Как? – удивился я. – А уборщица мне сказала, что к тебе многие сегодня поднимались.

– Странно… Никто не приходил. Я тут одна.

– А Каракуменко?

– И Каракуменко не приходил.

В это время в дверь постучали, и в комнату вошёл Каракуменко. Он был очень удивлён, увидев меня. В руках он держал совершенно мокрый зонт.

– Господи, – сказал Каракуменко. – Здравствуй, Соня. А этот что здесь делает?

Под «этим» он имел в виду меня.