Про папу. Антироман

Тогда я просыпаюсь.

10

На днях я пытался выйти от Белорусской к торговому центру «Тишинка», где продают дешёвые сигары, и забрёл в паутину переулков. Горели окна, навстречу двигался сгорбленный подросток с неразличимой в темноте собакой на длинном чёрном поводке. Дети истошно кричали и носились по детской площадке. Мелькнул велосипед.

Две женщины прошли мимо, беседуя, я уловил обрывок их речи, но, вырванный из контекста, он не значил для меня ровным счётом ничего. Я почувствовал, что они – часть какой-то сложной и противоречивой жизни, не имеющей ко мне никакого отношения и столь же далекой, как параллельная вселенная. И одновременно близкой – другому мне, жителю этой параллельной вселенной. Я был им, а он был мной. Странное дело – я вдруг понял, что это место могло быть моим домом. Я мог бы жить в этом дворе, каждый день возвращаться в квартиру на четвёртом этаже, где провёл бы последние пятнадцать лет, здороваться с соседями, знать их по именам, знать их детей по именам, вечером задумчиво курить, становясь привычной частью ландшафта, пялиться в темноту. Какая-то история происходила бы со мной, её фабула остается неясной, но есть ощущение вовлечённости. Я был бы влюблён в девушку из соседнего дома, трогательно посылал ей цветы, но боялся заговорить. Но я здесь не живу. Там, где я родился, ничего нет. Я не влюблён в девушку из соседнего дома. Я дошёл до Тишинки, купил сигару и вернулся в переулок, но ощущение несбывшейся причастности исчезло. Я был один в чужом дворе, пора домой, утром на работу.

11

Когда я был моложе, я писал о том, как друг прозрачней становился, о том, как он растаял и пропал, а я, наоборот, лишь уплотнился. На деле я себя имел в виду: я таял, а другие уплотнялись, но я боялся, к своему стыду, вывешивать такой самоанализ. Теперь я не стесняюсь ничего, пишу всё, что мне в голову взбредает, и то, чем был я раньше qui pro quo, мгновенно расползается и тает. Я больше не прозаик, не поэт, не муж, не друг и даже не любовник, и может быть, меня на свете нет. Есть лишь «Тридцатилетнего письмовник».

Часть четвертая

Вечные ценности

Папа позвонил кому-то в Скайпе и сказал:

– Боря, привет. Короче, я буду продавать воду.

– Пап! – крикнул я. – Нельзя никому доверять свою бизнес-идею!

Папа крякнул и усмехнулся своему интернет-собеседнику – седому мужчине, вальяжно курящему короткую толстую сигару на фоне жёлтых обоев.

– Слышь, Боря, что сын говорит? Не доверяй ему, говорит.

– Что ты, Серёг, – ответил Боря. – Мне ты, наверное, можешь доверять. Я знаю тебя сорок восемь лет.

Я знал своего отца в два раза менее длинный срок.

– Понимаете, – сказал я Боре. – Он же не только вам, он сейчас всех своих друзей обзвонит и похвастается.

– Чем же тут хвастаться? – пожал плечами Боря. – Вода – это неактуально. Вот лучше бы он фильтры для воды продавал.

– Почему это? – спросил папа.

– Потому что у тебя бы я купил. Я не каждому продавцу фильтров доверяю. Эти новые фильтры никуда не годятся. Из-за этого я пользуюсь «Росинкой». Я знаю «Росинку» уже семь лет.

– Моему младшенькому как раз семь, – растрогался папа. – Ты прав, Боря. Фильтры мы тоже должны продавать. Я буду сразу продавать воду и фильтр для неё. И пластиковые стаканчики. Купил, отфильтровал, налил, выпил. Я уже делаю сайт…

– Зачем сайт? – сказал Боря. – Сайт не нужен. Заведи фейсбук. Я уже три года пользуюсь фейсбуком и доволен.

Вся жизнь этого человека промелькнула у меня перед глазами. Шестьдесят лет он провёл в этой обители скорби. Из них сорок восемь лет он знал моего отца. Из них последние семь лет он пользовался «Росинкой». Три года из этих семи он вёл фейсбук.

Мы бежим всё время за неизведанным или модным. А его жизнь основывалась на проверенных, фундаментальных ценностях, таких, как фильтр «Росинка». Думаю, он никогда не пытался есть чипсы со вкусом суши или прыгать на джолли-джамперах. Он ел чипсы со вкусом чипсов или вовсе их не ел, а прыгал в своих обычных кроссовках от «Адидас», которые прослужили ему последние двадцать лет из тех сорока восьми, которые он знает моего отца.

И ещё я подумал, что совершенно не помню, что и когда носил, чем и сколько лет пользовался. Моя жизнь делилась на совершенно иные отрезки – от влюблённости к влюблённости. Каждую часть моей жизни, которую я ощущаю как целостную, я связываю с какой-то женщиной. Увы, такой способ измерять жизнь ещё менее надёжен: вещи отзывчивее женщин и долговечнее любви.

Как мы ездили в Париж

Однажды мы с папой взяли с собой холодных котлет с хлебом и поехали в Париж. С нами отправились ворчливый папин друг Боря и водитель-молдаван по имени Виорел.

Виорел не знал точно, где Париж, и поэтому всё время высовывался из машины и спрашивал:

– Алле-друа?

Но его никто не понимал, тем более, что он скоро забыл слово и сбился на невразумительное «детруа».

Поэтому непонятно, каким образом мы всё-таки оказались в Париже. Эти молдаване удивительно смекалисты.

Сначала мы хотели в Лувр, но папин друг Боря сказал:

– Там одни подделки.

– Как подделки?