Проба на излом

– Молодец, – одобрительный тычок в плечо. – Экспедицией руководил академик Окладников, я с ним потом несколько раз встречался в Москве, выяснял обстоятельства… после того, как обнаружили эту пещеру. Показывал ему снятые здесь петроглифы. Не говорил, конечно, что они в пещере, говорил, что снимали на камнях, которые ушли на дно Братского моря. Иначе академик бы еще одну экспедицию организовал. А так – ушли на дно и баста. Вот, погляди, – подталкивает к стене.

Рисунки кажутся выведенными тонкой кистью на камне. Свет прожекторов их не скрадывает, а словно проявляет, отчего они проступают на поверхности с невероятной четкостью.

– Двадцать пять тысяч лет, – говорит Иван Иванович. – Не верится, да? Что от наших сооружений останется через двадцать пять тысяч лет? Или, хотя бы, через тысячу лет?

Стилизованные изображения людей, животных, деревьев, солнца. Что-то узнаваемо, что-то кажется лишь хаотичными насечками, пробой резца художника. Но медведя узнаю сразу. Его изображений больше всего.

– Окладников говорил, медведь был тотемом местных племен. Поэтому и рисовали его во всех видах. Ихнее божество, – Иван Иванович хмыкает. – Знал бы академик…

– Козырев знал, – говорит Арон Маркович. Негромко так говорит, словно себе под нос, ни к кому не обращаясь, но рука Ивана Ивановича стискивает плечо так, что чуть не вскрикиваю.

– Даже не поминай о нем, – цедит директор. – Ладно, насмотрелись. Дальше пошли.

Идем дальше.

Оживляж

Иван Иванович все еще держит за плечо, и на ум приходит сравнение с поводырем, будто здесь, в этой пещере, директор слепнет, но не показывает вида, и чтобы не споткнуться, не задеть установленные там и тут прожектора, свисающие сталактиты, ему приходится на кого-нибудь опираться.

– А вот и наш оживляж, – говорит Иван Иванович. – Сколько мы тут Лазарей на ноги поставили, а, Арон Маркович?

– Много, Иван Иванович.

Непонятное сооружение. Металлический шар, огромный, массивный, нависает над самой обычной больничной каталкой, на которых возят на операции. Или в морг. На такой возили в Спецкомитете. От воспоминаний озноб прошибает. Иван Иванович, наверное, чувствует, но понимает по-другому.

– Не боись, – треплет по плечу. – Свинья не выдаст, медведь не съест… Хотя… хотя он это может, так ведь, Маркович?

Шар медленно вращается. Словно колоссальная капля ртути, которая вот-вот оборвет вытянутую из нее нить, плюхнется на каталку, разобьется на множество тяжелых металлических брызг, сбивая и ломая стоящие вокруг тяжелые ящики с огромными бобинами магнитных лент, притулившийся неподалеку пульт ЭВМ и широкий, словно ткацкий станок, АЦПУ, из которого выползала такая же широкая полоса бумаги.

– Как тебе твой дружок понравился? – вдруг спрашивает Иван Иванович.

– К-какой? – заикаюсь от неожиданности.

– Да тот, что на станции Зима провожал, – усмехается Иван Иванович. – Времени в обрез было. Пришлось переносными генераторами мертвяка оживлять… Ваня, кажется? Да, Ваня… халтурка та еще. Сколько он протянул, Маркович?

– Я за каждым мертвяком не слежу, – сухо отвечает Арон Маркович. – Куда все подевались? – Он вертится на месте, вытягивает шею, стараясь кого-то высмотреть в сиянии прожекторов.

Словно в ответ раздались гулкие шаги множества ног.

Люди в белых халатах. Носилки, прикрытые испятнанной кровью простыней. На лицах респираторы, делающие их похожими не на врачей, а на персонал атомной станции, где случился выброс радиоактивного материала.

– Все подготовлено, Иван Иванович, – последний из идущих подходит к нам. Голос из-под маски звучит глухо, но он не стягивает ее с лица. – Генераторы выходят на расчетную мощность. Нагрузка с третьей и пятой турбинами ГЭС синхронизирована.

– ЛЭП-пятьсот выдержит? – спрашивает директор. – Или как в прошлый раз? Весь плацдарм на голодный паек посадите?

– Должна выдержать, – говорит человек. – Подключим резерв Сельгонского континуума.

– Там и так черте че творится, – вмешивается Арон Маркович, неотрывно наблюдая как с носилок нечто под окровавленной простыней перегружается на стол под ртутный шар. – Кто-то в Сельгонских болотах снежного человека видал.

– Они еще и не такое увидят, – обещает Иван Иванович, – если не перестанут спирт глушить. Лох-Несское чудище, например. Но, на всякий случай, предупредите людей. Пусть на время перекроют трассу.

– Принято, – кивает человек и направляется к пульту ЭВМ, где размещаются операторы в таких же халатах и масках.

– Почему они в масках? – Это кажется важным.

– Ха, зрит в корень, а, Маркович? – Иван Иванович одобрительно усмехается. – Дети патронажа все такие догадливые? – Он наклоняется к уху и шепчет: – Потому что они – мертвяки, понимаешь? На строительстве ГЭС столько молодых полегло, вот и приспособили лучших для обслуживания лаборатории. Все как на подбор – ударники, члены бригад коммунистического труда, красные флагоносцы. Только, тс-с-с-с, – он словно в шутку палец к губам. – Им не говори. Не любят они, когда их поминают.