Проба на излом

Единственное, что вызовет дурные предчувствия Дятлова, в кое-веке совместившего служебное с досугом, – невнятность сведений информаторов. Так, ни один из них не укажет четко способности, какими будет обладать дитя патронажа, и которые будут угрожать жизни стойбища. Строго говоря, это явится нарушением имеющихся инструкций, и Дятлов будет иметь право отложить миссию до полного выяснения обстоятельств. Но инструкции предполагают, а реальное положение дел обязывает. Сплошь и рядом ему придется сталкиваться с подобным отсутствием информации, выполнять несвойственные чистильщикам функции, определяя действительно целевой объект подлежит «зачистке» или его следует нейтрализовать и переместить в лабораторию для дальнейших проб.

Последующие комиссии, проверки, допросы, рапорты, объяснительные смогут лишь в общих чертах восстановить произошедшее в стойбище, погребенном вместе с жителями и частью группы Дятлова под селевым потоком. Проведение раскопок, в надежде прояснить произошедшее, будет сочтено чересчур затратным даже для Спецкомитета. Да и что сможет показать эксгумация? Ничего нового. Дети патронажа есть дети патронажа. На мгновение ослабь бдительность, и ты покойник. Или что похуже. Дятлов увидит это «похуже». Лучше – покойник.

Именно в те страшные мгновения, когда ревущая, грохочущая сель будет уничтожать все на своем пути, сметая чумы, людей, в том числе людей Дятлова, пораженных цепенящим ужасом, он с особой остротой ощутит беспомощность перед стихией. Не природной, нет. Стихией, которая будет таиться в детях патронажа. Таких хрупких, уязвимых на вид, достаточно подушки, чтобы лишить их жизни, но на деле – лихо, которое не следует будить. И если ты не в силах будешь переломить стихию, обуздай ее во благо. Точно так, как гидроэлектростанция использует во благо человека мощь реки. Найди дитя патронажа и воспитай из него того, кто без капли сомнения, по одному твоему приказу вцепится в горло другому дитя патронажа. И тогда посмотрим – чья возьмет.

У одного из членов группы Дятлова, чье тело все же будет найдено, окажется вырван язык. Кто, зачем и как это сделает, так и не получит объяснения. Как и множество иных загадочных обстоятельств. В том числе то, каким образом за перевалом закрепится имя руководится засекреченной спецгруппы…

И Дятлов примется за поиски. Поиски подходящего кандидата для включения в группу чистильщиков. Заодно подготавливая почву для дерзкого эксперимента. Помимо «Меморандума» Дятлов будет писать рапорты, докладные записки, аналитические записки, погружаться с головой в «Вестник Спецкомитета», имеющего гриф «Особой важности», тщательно прорабатывая каждую статью, хоть как-то проливающую свет на природу детей патронажа. Вызубрит сокращенную и расширенную версии «Пурпурной книги», скрупулезно анализируя – какое из перечисленных в них дитя может стать объектом отчаянного эксперимента.

Потребуется год изнурительного труда, прежде чем выбор будет окончательно сделан в пользу кандидата, подходящего по большинству сформулированных Дятловым критериев. Дятлов определится. Решит. Причем будет не слишком удивлен своему решению, невзирая на аномально высокое число совпадений.

Его выбор падет на Иванну Сироту.

С ударением на «о».

Часть пятая. Слишком человеческое

Токсикоз

Задираю ночнушку и смотрю на живот. Гладкий и белый. Сколько раз такое случалось? Во время тестов в Спецкомитете? Не знаю. Не знаю потому, что не всегда об этом сообщалось. Не из жестокости, нет. Какая в науке жестокость? Ради чистоты эксперимента. Дитя патронажа имеет склонность подыгрывать исследователям. Вести себя так, как от него ждут. В этом отличие экспериментов над материей, отягощенной разумом, и просто материей. Материю следует лишить признаков разума.

Тошно. Соскакиваю с кровати, чуть не спотыкаюсь о медведя, и, зажимая рот, кидаюсь в ванную. Успеваю. Выворачиваюсь наизнанку в унитаз. Как от передозировки старого доброго «парацельса». Но здесь не лекарство от СУРа. Все естественнее. Внутри маленький медвежонок. Паразитная личность. Еще одна паразитная личность в коллекцию.

Потом выворачивает еще раз. И еще. До черноты и изнеможения. Отдавать нечего, но внутренности продолжают судорожно сжиматься.

Кое-как встаю с пола и смотрюсь в зеркало. Краше в гроб кладут. Зеленая кожа, синие тени, фиолетовые губы. Трясущиеся пальцы соскальзывают с крана. Сучка не захочет, кобель не вскочит. А медведь?

Говорят, Дятлов ранен. Значит ему пока ни до кого. Вот и фора.

Дверь распахивается и влезает тот, кто легок на помине. Кладет голову на раковину и хлебает длинным языком воду, что продолжает цедиться из крана. И никаких забот, кроме звериных.

– Очень плохо чувствую, – говорю. Информирую. Заявляю. Как ТАСС. Уполномочили заявить. – Нужно на службу, но в таком виде они сразу поймут, что дело неладно. Запрут в санчасть. Дней на пять.