Проба на излом

Первое, что поразит Володю Дятлова в приюте, – запах. Застоявшийся, тяжелый запах мочи. Будто здешние постояльцы ничем другим не будут заниматься, кроме как гадить под себя, а персонал не станет чересчур утруждаться заменой клеенок и простыней. Да что там клеенки! Будет казаться, что все дети лежат на голых матрасах и гниют вместе с ними. Захочется достать из кармана платок и зажать нос. А еще – проблеваться. И еще – убежать. Но комиссар Ляпин, как ни в чем не бывало, будет широко шагать по коридору в сопровождении директора приюта. Курсант Дятлов последует за ними.

По коридору будут ходить дети. Если только так можно будет сказать. Ходить. Дети. Обряженные в не по размеру больничные халаты, под которыми ничего нет, кроме тощих тел. Распущенные рты. Слюни и сопли. Пустые глаза. У Володи мелькнет ужасная мысль, что по сравнению с ними фотографии детей за колючей проволокой нацистских концлагерей могут показаться апофеозом милосердия.

И вот они придут.

Директор приюта примется что-то тихо объяснять Ляпину. Комиссар будет кивать. Но Володя их не услышит. Он будет стоять и смотреть на Аню.

На то, во что она превратится.

На то, что от нее останется.

Почти ничего.

Но он все равно ее узнает. Потому что они продолжали быть связанными. Тем даром, которым она с ним поделится. И будет продолжать делиться, внезапно осознает Володя. Вот это существо, которое и человеком можно назвать с натяжкой, будет продолжать отдавать ему себя и свой дар, выдавливать, вымучивать последние его капли. Лишившись разума. Лишившись семьи. Лишившись всего. У нее не останется ничего, кроме желания отдать ему всё.

Комиссар похлопает Дятлова по плечу и скажет, что подождет его в коридоре. Володя с Аней останутся наедине. Наедине с десятком еще таких же «овощей», лежащих неподвижно или едва шевелящихся, словно отравленные насекомые. Но они – не в счет. Они не смогут помешать Володе Дятлову сделать то, что он должен будет сделать.

Он воспользуется подушкой.

Когда все будет кончено, он добредет до помойного ведра, и его вывернет. Володя еле удержится на ногах. Его будет трясти. Может, реакция на то, что сделает. А может, следствие окончательного разрыва связи между ними. Она являлась для него наркотиком. Запретным веществом, которое принимают спортсмены, желая оказаться выше, быстрее, сильнее всех. И теперь это исчезнет. Но организм продолжит требовать того, к кому привык, без кого он не может.

Когда Володя выйдет из палаты, Ляпин спросит, будто между делом: как все прошло? Не уточняя – что именно. Володя кратко ответит: «Умерла». Комиссар ободряюще похлопает его по плечу.

Вопрос о рапорте больше не будет подниматься. Никогда.

Спецкомитет

В 1960-м Владимир Дятлов с отличием окончит Высшую школу МГБ СССР, получит погоны лейтенанта с золотым шитьем и распределение в Спецкомитет. А еще через год его переведут в Управление по детям патронажа, и он окунется в проблему, над которой будут ломать головы все посвященные – ученые, военные, спецслужбисты, врачи. Впрочем, Володя голову ломать не будет. Не по чину ему будет думать над подобными вещами. Он будет служить. Исполнять приказы. Участвовать в операциях. В общем, тянуть лямку. Благо семьей не обзаведется, и будет полностью отдавать себя службе.

Иногда дети будут сбегать. Тогда их будут разыскивать и возвращать на место пребывания. Или отправлять в другой филиал Спецкомитета, в другой приют. Дятлов неоднократно примет участие в оперативно-розыскных мероприятиях, поэтому когда в 1962 году его в очередной раз включат в группу перехвата, он и не заподозрит какие последствия это повлечет.

Когда имеешь дело с детьми патронажа, необходимо отказаться от одной вещи, которая в бытовой жизни кажется вполне очевидной. Настолько очевидной, что не отдаешь отчета насколько часто ею приходится пользоваться для адекватного восприятия окружающего мира. Эта вещь именуется случайностью. Столкнувшись с чем-то из ряда вон, обыватель, в лучшем случае, спишет это на невезение, не на ту ногу или черного кота, перебежавшего дорогу. Поэтому мир обывателя не враждебен и не злонамерен. Мир не строит козней и заговоров. Бывают черные полосы, бывают белые. И, согласно диалектическому материализму, черное переходит в белое, чтобы стать серым. Как жизнь обывателя.

Но в работе с детьми патронажа подобная житейская философия губительна для здоровья и опасна для жизни. Это, если угодно, общая недокументированная способность детей патронажа не как отдельных личностей, а как популяции в целом. Рядом с ними ничто не случайно. Все – злонамерено. И чем быстрее это поймешь, ощутишь собственной шкурой, тем дольше проживешь. Никто такому не научит, никто не подскажет. Потому как такому нельзя научить. Должен понять сам. И принять за аксиому.

Наверное, Володя Дятлов будет обладать чувством мировой злонамеренности на уровне инстинктов. Возможное тому объяснение – близость в отроческом возрасте с дитем патронажа. Но осознание данного обстоятельства придет к нему позже, и начало тому положит неожиданный звонок из Академгородка.