Тогда Щеглов просто взял и вышиб дверь плечом. Замок был худой, и после первого же удара дверь распахнулась настежь.
Вышибив входную дверь, Щеглов пропустил мужиков вперед. Но едва они вошли в комнату, как тут же повалили назад. Глаза у всех были дикие.
— Ну, чего там? — спросил Щеглов.
— Милицию надо! — крикнул Ястребков.
— Да что такое? — снова спросил Щеглов, но Ястребков уже выскочил на крыльцо.
…Немного погодя Щеглов с Клюкиным поднялись на третий этаж, в квартиру, где имелся телефон, и оттуда позвонили в милицию. В спальню, где лежала Ольга, никто из мужиков так и не заходил.
В подъезде и на крыльце кучковались жильцы. Только что подошедшим очевидцы передавали подробности. Здесь же Брянцев увидел и Щеглова, которого отозвал в сторонку, чтобы задать несколько вопросов.
— Когда вы последний раз были у Митрофанова дома?
Щеглов выглядел необычно взволнованным, но его можно было понять.
— Вчера вечером, — ответил он и словоохотливо принялся излагать подробности. — Часа в четыре, в пятом сходили в магазин, купили вина и посидели у них на кухне. В восьмом часу я ушел домой, к Наде, а потом решил проведать своих родителей.
— Когда вернулись от родителей?
— Утром, — сказал Щеглов. — Остался у них ночевать.
— Что случилось?
Щеглов, слегка смутившись, передернул плечами.
— Да ничего особенного. Все уладилось, — и посмотрел на следователя с одной из тех многоговорящих улыбок, которые мужчина может адресовать только мужчине.
— А с Митрофановым там, на кухне, о чем был разговор?
— Как вам сказать? — Щеглов свел брови к переносице и потряс головой, дескать, сам отказываюсь что-либо понимать. — Какой-то он был… Ну, как не в себе. Или с Ольгой у них что-то не заладилось… Может, поцапались перед этим, то ли еще что: начнет говорить… Короче, про какой-то свой грех. Только рот раскроет, а Ольга его хлоп по губам: «Не распускай язык!». И всю дорогу так. Один раз, помню, сказала: «Мы уже все решили!». Вообще-то последнее время они часто ссорились. Придешь к ним, а там… Неудобно и говорить…
— В этой ситуации все удобно, — Брянцев кивнул в сторону подъезда, откуда выносили накрытый простынею труп.
— Ладно, — Щеглов, соглашаясь, махнул рукой. — В общем, такая картина: Алик ее силой пытается взять, а она не дается, царапает его в кровь, кусает, плюет ему в лицо и матерится. И оба — в чем мать родила… Чего-то она от него требовала, какое-то условие поставила…
— Может, на женитьбе настаивала?
— Нет, он предлагал расписаться, она сама не хотела. Тут что-то другое.
— Вы ж, поди, оставались когда-нибудь вдвоем…
— Не-ет! Ни на минуту нас одних не оставляла. Даже когда ей в уборную приспичивало, и то дверь оставляла открытой — нисколько не стыдилась. Представляете?
— Ну, а за вином когда ходили? Ольги же с вами не было?
— Тогда он еще трезвый был, — Щеглов многозначительно улыбнулся. — Трезвый он только о выпивке и думает.
— И вы сами ни о чем таком его не спрашивали?
— Зачем? — удивился Щеглов. — Это сейчас всякие мысли в башку лезут, а тогда у меня никакого любопытства не было. Это сейчас… Я даже что думаю? Может, он из-за Лешки терзался?
— Вы так думаете?
— Я и говорю: сейчас чего только не лезет в башку! Хочешь не хочешь, а…
Брянцев смотрел на Щеглова в упор, а тот не уводил глаз в сторону.
Игорь рассказал, как занес в пятницу Митрофанову повестку на допрос к следователю и как тот, повертев ее в руках, обронил с пьяной шутовской усмешкой:
— Билет на тот свет…
Вывод, к которому пришел после предварительного осмотра трупов судмедэксперт, свидетельствовал о причастности Митрофанова к убийству Полунина: если Алик удавил свою красивую молодую сожительницу, то что мешало ему проявить жестокость по отношению к опустившемуся собутыльнику? К тому же, Полунин был удавлен тем же способом, что и Квасова. Аккуратно, «чисто».
Многое, многое сходилось: Митрофанов последним (исключая жену и детей) видел Полунина за несколько часов до убийства. И у Митрофанова весьма сомнительное алиби, а вернее сказать, нет у него никакого алиби, потому что Квасова в данном случае свидетель ненадежный. До какого-то времени они дружно дудели в одну дуду, а минувшей ночью, возможно, меж ними и впрямь случилась пьяная ссора. Возможно, Квасова по какой-то причине решила изменить свои прежние показания и сообщила об этом Митрофанову, а пьяный Митрофанов дождался, пока сожительница уснет, отхватил ножницами кусок веревки и задушил ее. Затем, приняв еще малую толику спиртного, сделал петлю для себя, ввернул в стол шуруп и повесился.
— Все в цвет? — пряча в усах усмешку, Брянцев покосился на Горелова.
Они шли по улице. Моросил холодный дождь. У Брянцева был зонт, и он держал его так, чтобы хватило на двоих.
— Похоже, блин, ваша взяла, — самокритично признался Горелов. — И что теперь, будем спускать все на тормозах? Да и отпуск у вас.
— Какой, к дьяволу, отпуск! — отмахнулся Брянцев. — Я и думать о нем забыл. А дело… Кое-что мне еще неясно, подождем, что скажут эксперты.
— А что тут может быть неясного? — пожал плечами Горелов. — Факт налицо. Просто так в петлю никто не полезет.