Проба на киллера

Алик же Митрофанов находился в большой комнате. Его сухопарое туловище лежало на полу вниз животом, а свернутая набок голова с высунутым черным языком висела в веревочной петле, свисавшей со столешницы обеденного стола. Конец веревки был привязан крепким морским узлом к ввернутому в столешницу шурупу.

К тому времени, когда на место происшествия подоспели Брянцев и его помощники, тело Митрофанова было высвобождено из петли и лежало на полу под простыней. Судмедэксперт, стянув резиновые перчатки, помогал следователю районной прокуратуры составлять протокол осмотра трупов. Эксперт-криминалист еще расхаживал по квартире с порошком и кисточкой, выискивая отпечатки пальцев. А дежурные оперативники, прибывшие, кстати, первыми, минут через двадцать после того, как был принят сигнал, еще продолжали ходить по этажам и опрашивать жильцов.

Предварительное мнение дежурного судмедэксперта сводилось к тому, что тут, скорее всего, имеет место умышленное убийство с последующим самоубийством. Странгуляционная борозда на шее Алика Митрофанова спереди была выражена достаточно отчетливо, а на затылочной стороне след ее прерывался, как обычно и бывает при самоповешении: при резком опускании тела — в данном случае верхней части туловища — узел петли отходит от шеи.

О самоубийстве Митрофанова свидетельствовали и другие признаки, выявленные при осмотре тела. И хотя при последующей, более основательной экспертизе картина смерти могла претерпеть те или иные изменения, как это случилось, например, при повторном обследовании трупа Полунина, пока что у Брянцева не было оснований сомневаться в выводах дежурного судмедэкперта.

Тем не менее, он поинтересовался у эксперта-криминалиста, обнаружены ли в квартире обрезки веревки, из которой были сделаны петля и удавка. Оказывается, не обнаружены. И еще Брянцев поинтересовался, обрабатывались ли ладони самоубийцы липкой пленкой. Да, обрабатывались, был ответ.

Завсегдатаи доминошного стола единодушно засвидетельствовали следующее.

Накануне вечером, приблизительно около пяти часов, они видели, как Митрофанов и Щеглов вошли в подъезд. В руке у Щеглова была пластиковая сумка. Судя по очертаниям, в ней было не менее трех бутылок.

А часа через три Щеглов вместе с Митрофановым и Квасовой вышли из подъезда. Митрофанов был сильно под турахом и чем-то расстроен. Квасова, тоже прилично пьяная, без конца покрикивала на сожителя, не давала ему слова сказать. А Щеглов выглядел почти трезвым. Уже начало к тому времени смеркаться, и Герман сыграл только одну или две партии, затем ушел к Полуниной. Квасова тоже вернулась домой, а Митрофанов остался и еще пил за компанию с доминошниками. Несколько раз он уходил домой и снова возвращался к доминошному столу.

Поздно вечером, часу в одиннадцатом, он собрался было совсем уйти, но тут возле стола объявилась пьяная Квасова и принялась куражиться перед мужиками: дескать, такая красивая женщина перед вами, а вы как пеньки с глазами, хоть бы кто из-за меня с Аликом подрался… Пришлось налить ей, чтоб угомонилась. После чего оба они, Ольга с Аликом, ушли домой и больше их никто не видел.

На другой день на их отсутствие во дворе сперва не обратили внимания. Потом, уже часу во втором, Ястребков с Германом сходили в магазин за вином, и тогда кто-то удивился, что нет нигде Алика. Решили позвать его, с тем расчетом, что он, выпив за компанию, еще бутылку прикупит от себя.

Отправился за ним Ястребков, который тут же вернулся и сообщил, что дверь квартиры заперта, а на стук никто не отзывался.

Мужики еще некоторое время позабивали козла, чередуя игру с возлияниями, и Ястребков всерьез забеспокоился: чего-то Алик разоспался, не похоже на него. Не бывало еще такого, чтобы он перед обедом не вышел во двор перемолвиться с кем-нибудь словом и, если представится возможность, то и выпить с хорошими людьми.

Тут вспомнили, что ему сегодня во вторую смену…

— Чтой-то неладно, братцы! — запаниковал Ястребков. — И Ольги, опять же, не видать…

Щеглов и предложил ему:

— Давай, Никола, я подсажу тебя — заглянешь в окно!

Окна квартиры расположены высоко, и малорослому Ястребкову пришлось карабкаться Герману на плечи.

— Ольга вон дрыхнет! — сообщил он, вглядевшись в щель между занавесками.

— Одна? — спросил Щеглов.

— Похоже, одна…

— Постучи! — велел Щеглов.

Ястребков негромко постукал костяшками пальцев по оконной раме.

— Не шевельнется даже, курица-яга!

На кухне вообще никого не было, а в большой комнате занавески были так плотно сдвинуты, что вовсе ничего нельзя было разглядеть.

Немного погодя Ястребков, опять вскарабкавшись на спину Щеглова, громче постучал в окно спальни. Даже покричал. Но Ольга по-прежнему не подала признаков жизни, а Митрофанов не вылазил из большой комнаты.

Подождав еще с четверть часа, Щеглов с Ястребковым, Клюкиным и Косаревым вошли в подъезд и стали барабанить в дверь квартиры. На шум сбежались соседи. Мнения разделились: одни предлагали взломать дверь, другие считали, что делать это самовольно нельзя, третьи заругались на мужиков, решив, что они куролесят спьяну.