— Какой чай я люблю?
— С молоком перед работой, с молоком и чайной ложкой меда, когда пьешь чай с друзьями.
— Любимая книга?
— Маггловская или волшебная?
— Маггло…
— «Гордость и предубеждение», — перебил он ее, ухмыляясь. — Что касается волшебной? Ты скажешь «История Хогвартса», но это не так, это просто книга, которую ты читала больше всего. Твоя любимая — «Всеобъемлющая история Магглорожденных». Я купил ее тебе на Рождество, в наш первый год вместе, и она тебе очень понравилась. Ты все еще хранишь ее на прикроватной тумбочке.
Она сглотнула и сосредоточила на нем взгляд, чувствуя это магнитное притяжение между ними.
— Где мы впервые поцеловались?
Еще одна ухмылка.
— «Дырявый котел» в твой двадцать первый день рождения. После этого потребовалось несколько лет, чтобы ты дала мне реальный шанс. Мы поцеловались во второй раз на нашем первом свидании. Я организовал нам пикник в летнем доме Малфоев во Франции, — он замолчал на мгновение, улыбнувшись при воспоминании. — Ты выпила слишком много вина, забралась ко мне на колени и целовала до потери пульса.
— Малфой! — предупредила она, кончики ее ушей горели от смущения.
Его легкий смех прогнал всякий стыд, и она заметила, что тоже улыбается. Ей все больше нравилась эта версия Малфоя.
— Нет, правда, — он пожал плечами, усмехаясь. — Я могу ответить практически на любой твой вопрос, любимая. Ты спишь на боку и храпишь, когда измотана. Рождество ты любишь проводить, свернувшись калачиком в моих объятиях, читая вслух «Ночь перед Рождеством» и попивая горячий шоколад с тающей внутри леденцовой тросточкой. Когда ты сердишься, ты зовешь меня Малфоем и любишь припоминать тот случай, когда я нажрался до безобразия с парнями на их мальчишнике, и какая-то девушка написала номер свого камина на моей руке, хотя все могут подтвердить, что я не делал ничего неподобающего.
Она вдруг почувствовала неожиданный укол ревности.
— Что ж, если ты позволил другой женщине подойти к тебе достаточно близко, чтобы она могла написать что-то на твоем теле, ты определенно виноват.
— Мерлин, — Малфой замолчал, ущипнув себя за переносицу. — Ну вот, опять…
Ее губы предали ее, изогнувшись в легкой улыбке. Она поднялась на ноги и поставила стакан.
— Ты куда? — он прищурился, когда она вышла из комнаты.
— Пойду переоденусь. А потом выясним, что именно тебе нужно, чтобы вернуться в эту странную альтернативную реальность, где мы не ненавидим друг друга.
***
— Итак, к симптомам проклятия относятся слабость, боль, сонливость? Малфой, это не совсем похоже на проклятие…
— Думаю, я могу распознать, что моя жена проклята, — невозмутимо сказал Малфой. — Как ты это сейчас преподносла — да, звучит не так уж плохо. Как чернокотовый грипп или еще что-то похожее, но это не так. Ты не ты — тебя нет. И я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как ты угасаешь.
Его тон смягчил ее, и она поджала под себя ноги, обдумывая то, что он говорил.
— Я поищу в архиве и библиотеке Министерства. Мы что-нибудь найдем.
— Ну, вообще-то, есть причина, по которой я здесь именно в это время. Если мне не изменяет память, моя мать только что ликвидировала семейные хранилища Блэков. Она передала темные артефакты Министерству, продала картины различным музеям по всему миру, а фамильные драгоценности забрала в Поместье.
Гермиона сдвинула брови к переносице, пока слушала, держа стакан с виски, а время неумолимо приближались к полуночи.
— Моя бабушка, Друэлла Блэк, рассказывала мне об ожерелье, когда я был ребенком. Я видел его. Оно серебряное с черным опалом по центру размером с мой гребаный кулак, — он сжал пальцы и поднял руку, словно показывая, какого именно размера был камень.— Оно хранится у Блэков на протяжении веков и высасывает проклятие из того, кто его носит, до тех пор пока от недуга не останется и следа. Проклятия были намного более популярны во времена древней магии, когда споры разрешались огнем волшебных палочек, а жертвами часто становились самые близкие, — Малфой вздохнул, массируя свою шею, простая белая футболка задралась, обнажая бицепс. — Это ожерелье спасет тебя. Я знаю.
— В твоем плане слишком много переменных, Малфой. Возможно, ты уже серьезно изменил временную линию, и даже не возможно, а почти наверняка. Я могу оказаться не проклятой. Черт, возможно, мы уже и не поженимся.
Покачивая головой, Малфой провел пальцами по отросшим прядям, и ее внимание привлекли серебристые завитки у его виска.
— Я в это не верю. Мы найдем путь друг к другу. По-другому быть не может.
Гермиона вздохнула. Она не хотела ему верить, было бы легче не поверить, но он говорил с такой убежденностью, что она решила копнуть глубже.
— Почему ты не можешь взять ожерелье у матери в своем времени?
Малфой неловко поерзал на месте.