Проблески золотого детства

Он сказал: «Это странно, идти в университет только для того, чтобы осуждать его. Мне приходится занимать для тебя деньги, закладывать для тебя дом, рисковать ради тебя своим делом а ты собираешься осуждать этих профессоров? Почему ты не можешь осуждать их, не идя в университет?»

Я ушел из дома, оставив отцу записку, в которой говорилось: «Я могу понять твои чувства, и я могу понять твою бережливость. Мы принадлежим разным мирам, и моста не существует, по крайней мере, сейчас. Я не вижу, что ты можешь понимать меня или что я могу понимать тебя, и в этом нет необходимости. Спасибо за то, что хочешь помочь мне, но это было вложением денег, а я не хочу становиться твоим партнером. Я ухожу, не увидевшись с тобой. Возможно, я встречусь с тобой только тогда, когда улажу дело с деньгами». Поэтому я пошел работать журналистом.

Это было самое худшее, что можно было придумать, и, да, я был вынужден заниматься этим, потому что не было другой доступной работы. А журнализм в Индии - это третья степень третьеразрядности. Он не только третьеразрядный, он самый худший в мире. Я занимался этим, но не йог делать это очень хорошо. Я ничего не могу сделать очень хорошо, и это не жалоба на себя, просто принятие того, что я ничего не могу сделать, что же говорить о том, чтобы сделать это очень хорошо.

А работа быстро закончилась, потому что я крепко спал, положив ноги на стол, так же, как я сижу сейчас, когда владелец, главный редактор вошел. Он увидел меня, потряс меня, я открыл глаза, посмотрел на него и сказал: «Это не по-джентельменски. Я крепко спал, а вы разбудили меня. Я бы хотел, чтобы этот сон продолжался. Я готов заплатить, если вы мне расскажете, как его продолжить».

Он сказал: «Меня что, волнует ваш сон? Он меня не касается. Но это мое время, и вам за это платят. У меня есть все права будить вас».

Я сказал: «Хороню, тогда у меня есть все права на то, чтобы уйти». И я ушел. Не то, чтобы он был неправ, но это было не мое место. Я пошел не туда. Журналисты — худшие люди, и я знаю их: я прожил с ними три года. Это был ад.

О чем я говорил? Я просто пытаюсь проверить вас.

«Вы говорили о том, как вам пришлось быть журналистом из-за того, что у вашего отца не было денег, чтобы обеспечивать вас».

А перед этим?

«Когда вы действительно подлинный артист, вас захватывает».

Правильно.

«Не журналист».

Продолжай делать точные записи. Ты стал хорошим писателем.

Мой отец всегда был поражен, когда приходил Пагал Баба и прикасался к моим ногам. Он сам прикасался к ногам Пагал Бабы. Это было действительно весело. И, чтобы совершить круг, я сам прикасался к ногам моего отца. Нагал Баба начинал смеяться так громко, что все замолкали, как будто происходило что-то великое - и мой отец выглядел смущенным.

Пагал снова и снова пытался убедить меня, что мое будущее — это стать музыкантом. Я говорил: «Нет», а когда я говорю «нет», я имею в виду «нет».

С самого моего детства мое «нет» было очень ясным, и я редко говорил «да». Это слово «да» настолько ценно, оно почти святое, так что его надо употреблять только в присутствии божественного, любовь ли это или красота, или как сейчас… оранжевый цветок на гульмохаре, такой большой, как будто все дерево в огне Когда что-то напоминает вам о снятом, тогда вы можете употребить слово «да» — оно полно молитвы. «Лет» просто означает, что я отрезаю себя от предложенного действия. А я был тем, кто говорил «нет»; очень сложно было получить от меня «да».

Видя Пагал Бабу, человека, который был известен как просветленный, я осознал, что он был уникальным даже в те дни. Я ничего не знал о том, что такое просветление. Я был именно в таком же положении как и сейчас, совершенно ничего не зная. По его присутствие излучало свет. Вы могли распознать его среди тысяч.

Он был первым человеком, который взял меня на Кумбха Мелу. Она проходит в Праяге каждые двенадцать лет, и это самое большое собрание во всем мире. Побыть па Кумбха Меле для индуиста - это осуществление мечты всей его жизни. Индус думает, что если вы не были на Кумбха Меле хотя бы один раз, вы упустили всю свою жизнь. Вот, что думает индус. Самое меньшее количество людей, которое там собирается — это десять миллионов человек, а наибольшее — тридцать миллионов.

То же самое у мусульман. Пока вы не станете хаджи, пока вы не совершите хадж в Мекку, вы упустили. Во всем мире это самая драгоценная мечта каждого мусульманина; человек должен хотя бы один раз сходить в Мекку. Индус должен сходить в Праяг. Па поверхности религии могут отличаться, но если вы немного потрете, то обнаружите один и тот же хлам; индус, мусульманин, христианин это не имеет значения.

Но у Кумбха Мелы уникальный характер. Само собрание тридцати миллионов людей — это редкость. Туда приходят все индусские монахи, а их не мало. Их число равно пятистам тысячам, и это очень колоритные люди. Вы не можете даже представить столько уникальных сект. Вы не можете поверить, что такие люди существуют, и все они собрались здесь.