Усевшись рядом, он погладил меня по голове, затем коснулся моего живота, немного нахмурился, после чего произнес: “Полагаю, настала пора”. – “Вы боитесь, что врач снова навестит нас, явившись, однако, в такое время, когда вас не будет дома?” – прошептала я. Он покачал головой и слегка усмехнулся. “Он не придет больше”, – ответил наконец мой супруг. “Почему же?” – “Я сказал ему, что отвез вас в Кингстаун, где соответствующим доктором работает мой родственник, авторитету и познаниям которого мы оба полностью доверяем”. Я скрипнула зубами – полагаю, он услышал этот звук, но никак на него не отреагировал. “В Кингстауне, разумеется, никакого родственника доктора нет?” – спросила я. Он ответил утвердительно, в точности повторив мои слова. Это прозвучало как насмешка, однако когда я пристально взглянула в его лицо, то увидела в его чертах лишь сострадание. “Выпей, – сказал он, протягивая мне кувшин. – Пора настала. Дольше ждать и терпеть нельзя, ты и без того испытываешь страшные страдания. Настала пора закончить с этим”.
Я решила не задавать никаких вопросов. Хуже мне уже не будет, подумала я и жадно припала губами к краю кувшина. Что там было налито? Может быть, яд, который наконец прервет мои мучения и отправит меня на тот свет? Моя смерть не будет самоубийством, насколько я понимала: ведь яд мне подал мужчина, а я лишь повиновалась ему, не задавая никаких вопросов. Жена и не должна задавать мужу вопросы. Вот какие мысли не исчезали из моей головы.
Выпив примерно половину содержимого, я испытала невероятную боль. Живот мой был теперь словно бы вдвойне переполнен, кожа натянулась так, что еще один вздох – и она лопнет. Но муж ласково взял меня за волосы, оттянул мою голову назад, вынудил раскрыть рот и допить содержимое кувшина.
В тот же миг из меня хлынула влага. Боль скрутила мое тело – я начала рожать… нет, не детей: из меня один за другим вываливались какие-то ужасные существа, похожие на насекомых. Они разбегались по всему помещению…»
На какой-то момент я отбросил эту тетрадь, не в силах больше погружаться в женские откровения, которые и при нормальном стечении обстоятельств зачастую звучат так, что хочется укрыться от них в каком-нибудь другом, строгом, сухом, лишенном телесной проблематике мире. Даже раненые офицеры, сдается мне, никогда не испытывали к своему телу такого громадного любопытства. Но моя бабушка (бабушка?!) считала необходимым зафиксировать каждое пережитое ею физическое испытание.
По счастью, именно в этом месте страницы оказались изорваны, так что глаз скользнул по лишенным финала строчкам:
«…прячась под кроват…
…визжа и подпрыгивая…
…не меньше сотн…
…держал меня за ру…
…дожить до тако…»
Последняя исписанная страница дневника заканчивалась так:
«…обыкновенная человеческого обличья девочка. Она лежала рядом со мной на подушке, в то время как ее отец, словно безумный, ползал по комнате на четвереньках, ловил разбегавшихся червяков и засовывал их в тот самый кувшин, в котором он принес для меня это странное зелье.
Я больше не могу здесь оставаться. Хоть моя дочь и родилась нормальным ребенком, забыть о том, каковы были ее бесчисленные братья, я не в состоянии. О том, что это именно братья, сообщил мне мой супруг. Даже эту деталь, эту чудовищную тонкость он не счел необходимым скрыть от меня! Какая-то часть моего сознания признает, что он дал мне этот отвратительный напиток исключительно для того, чтобы как можно скорее избавить меня от невыносимой ноши, – сразу, едва лишь подошло подходящее время и дочь получила достаточно развития для того, чтобы явиться на свет. Но Господи Боже мой! Нет, никогда!.. Я больше не в силах…»
Я выронил листки и застыл на бесконечно долгое время. Тело мое окаменело, пальцы не в состоянии были шевельнуться. История нашего семейства открылась мне в полном своем ужасе. Итак, супруга моего деда сбежала от него. Ее судьба осталась неизвестной: никто не ведает о том, куда лежал ее путь. Надо полагать, она взяла с собой некоторое количество денег, иначе ей было бы не выжить. Но следует признать и тот факт, что дед не предпринимал никаких действий для того, чтобы отыскать ее. Во всяком случае, об этом не осталось ни одного свидетельства. Насколько я понимаю, он лишь сообщил своим знакомым в Саут-Этчесоне, что супруга его скончалась во время родов в том самом Кингстауне, куда дед «отвез» ее к «своему другу-врачу, пользующемуся авторитетом». Что ж, надо полагать, несуществующий этот «друг-врач» получил немало проклятий от сострадательных жителей Саут-Этчесона.