– Что вам надо, дядюшка? – выговорил я с трудом. – Вы же не ради меня сюда явились?
– Дай денег, – сказал Джейден грубо. – Я ради этого пришел.
– Хорошо, – произнес я с трудом. – Сейчас приду в себя и выпишу…
– Э, стоп, – оборвал меня дядюшка. – По-твоему, мне стоит наведаться в банк и получить там сумму? Не валяй дурака, малыш. Дашь наличными.
Я достаточно пришел в себя, чтобы задать встречный вопрос:
– А в магазин, значит, вам явиться можно?
– Повсюду, куда ты суешься с деньгами, тебе будут рады, – ответил Джейден. – Похоже, мне человечья жизнь известна куда лучше, чем тебе.
Я ничего не ответил, но про себя вынужден был признать его полную правоту. Какие-то вещи в «человечьей жизни» оставались для меня просто невозможными – не исключено, что в силу прирожденной брезгливости.
– Но я бы хотел получить ответ на один вопрос, – выговорил я, преодолевая какое-то странное, противящееся чувство. Возможно, это Джейден насылал на меня страх продолжать с ним беседу и заглядывать куда-то в «тайны», которые он не желал со мной обсуждать. Но все-таки я спросил: – Кем была ваша мать, супруга моего дедушки? О ней по непонятной мне причине совершенно ничего не известно.
Джейден мгновенно насторожился.
– Для чего тебе знать?
– Знать семейную историю – разве для такого нужны какие-то оправдания? – возразил я.
Джейден долго жевал губами, потом вскочил, схватил со стола какую-то тетрадь с изорванными обложками и швырнул ее мне под ноги.
– Читай, коли нашлась охота! Читай, грамотный человечек! Набивай свои мозги разной ерундой! – прошипел он. Шипение перешло в какой-то невероятный по своей громкости и тонкости визг; острая боль пронзила мои уши. Я повалился на пол и ударился головой.
От падения меня всего встряхнуло… и я открыл глаза.
Сон ли, бред ли – однако дядя Джейден исчез. Никаких следов его пребывания в комнате я не обнаружил… кроме одной тетради, свалившейся со стола. Впрочем, ее мог уронить и я, когда лихорадочно перебирал накопившиеся там бумаги.
Я наклонился, морщась от головной боли, и поднял тетрадку. Несколько страниц внутри нее оказались вырваны, а у двух-трех отсутствовали половины (по увиденному мне показалось, впрочем, что оторвали эти половины страниц не ради сокрытия от возможного читателя написанное, но просто чтобы набить табаком).
Я вернулся в кресло и раскрыл листы. Это оказался дневник, исписанный неровным, зачастую даже нечитаемым почерком.
Дневник Гвинет Флэннаган
«Гвинет Флэннаган, –
«…Мой живот растет невероятно, это немыслимо, так не должно быть! Я боюсь показываться доктору, боюсь того, что он может сказать… Что это, что это, что это?!! Супруг мой молчит. Я боюсь задавать вопросы и ему. Был ли он рожден матерью из такого же огромного живота? Или, быть может, мой живот нормального размера? Ведь прежде у меня никогда не было детей, не было младших братьев и сестер – можно сказать, я ровным счетом ничего не знаю о еще не родившихся младенцах, шевелящихся внутри тела своей матери… Но откуда такое… Нет, оно невероятно, оно мучительно, оно не стихает ни на мгновение…»
«Еще одна бессонная ночь. Даже если я умру, кажется, самая смерть принесет моей душе лишь облегчение».
«Я лежала в спальне на втором этаже и смотрела в потолок. Мои губы распухли, так сильно я искусала их. Внизу хлопнула дверь. Это был неожиданный звук, который внезапно привел меня в сознание. Я словно бы вернулась из царства непрестанной боли и крикнула супругу: “Кто приходил?” Он ничего не ответил; выглянув в окно, я поняла, что приходил врач. Мой муж не пустил его осматривать меня, а ведь уже все в городе знают, что я ожидаю ребенка и что состояние мое определенно не из самых легких. Почему он так поступил? До сих пор супруг мой относился ко мне с очень большой любовью».
«Вчера муж поднялся в мою комнату, держа в руках кувшин. Я не сразу поняла, для чего он это делает. Он держался со мной так, как и раньше: с молчаливой заботой, с ласковым прикосновением. Как будто я была каким-то любимым его животным, бессловесным, но способным оценить хозяйскую доброту. Я стиснула зубы, решив доказать ему, что он ошибается, но он, как выяснилось, умел видеть меня насквозь.