Пробуждение Ктулху

– Неужто вам принадлежит местная гостиница? – поинтересовался хозяин, подмигивая. – Я слыхал о ней… Вчера вы провели вечер с мистером Болдуином, так я уж решил, что он вам о ней рассказывал. Мистер Болдуин, прямо скажем, человек странный, но вовсе не злой и по-своему очень талантливый. Вы же видели нарисованную им картину? Я уж предлагал ему писать портреты здешних посетителей и продавать их по 15 долларов за штуку, но он отказывается. Говорит, что может причинить им несчастье. Он рассуждал с вами о несчастьях, которые таятся в картинах? – Хозяин покачал головой. – Вот бедняга. Что он там пережил, в вашем Дэнем Спрингсе, понятия не имею… должно быть, нечто страшное. Вам-то бояться нечего, раз вы хозяин того отеля.

Честно говоря, я уже начал сильно сомневаться в том, что меня не ожидает какая-то неведомая опасность, но, как уже говорилось, сомнений в необходимости поездки у меня не возникало, более того – уверенность крепла с каждой минутой.

Попрощавшись с хозяином гостиницы, я продолжил путь в сторону Барнстейбла, и через два часа меня уже вез поезд, в котором ехали хмурые мужчины в темной одежде, двое рыбаков, издающих характерный рыбий запах, и две пожилые женщины в теплых пальто, пошитых из дешевой, прочной ткани. Они поджимали губы и хмуро поглядывали на окружающих.

Я добрался до Дэнем Спрингса ближе к вечеру. Поселение с первого же взгляда производило удручающее впечатление – как люди могли жить здесь с рождения и до самой смерти? Отдельно стоящие дома, разбросанные в беспорядке и на большом расстоянии друг от друга, преимущественно двухэтажные, неопределенного – грязновато-серого – цвета мелькали тут и там. Между ними видны были деревья, но и они не отличались пышностью: ветви росли только в восточную сторону, а с западной их словно бы напрочь сдул морской ветер. Два раза я видел, как пробегает тощая, облезлая собака. Все здесь было серым и пропитанным соленым, жгущим глаза морским ветром. Казалось, даже если бы стояла солнечная теплая погода, здесь все было бы по-прежнему покрыто бесконечными холодными и влажными сумерками.

Но вот явилась гостиница – моя собственность, мое наследство, память о моем родственнике. Это здание резко выделялось среди местных строений: во-первых, оно было трехэтажным, можно сказать – высотным, во-вторых, стены его были выкрашены в необычный для Дэнем Спрингса красный цвет. Пыль, дождь и ветер уничтожили изначальную яркость этой окраски, но все же и в таком состоянии здание сильно контрастировало с окружающими.

Меня встретил невысокий толстенький человек лет пятидесяти; он сразу назвал себя: Дерек Гудман, управляющий.

– У нас свободно несколько весьма комфортабельных помещений, – сообщил он. – Какое желаете – с видом на Дэнем Спрингс или с видом на море? И то и другое по-своему хорошо, но настроение они создают разное.

Я с удовольствием пожал его мягкую, гладкую на ощупь руку.

– Я Джошуа Гилберт, – представился я. – Мы с вами долго состояли в переписке, и вот наконец я прибыл, чтобы можно было познакомиться лично.

Он немного напрягся, и я поспешил его успокоить.

– Меня абсолютно устраивает ваше управление этой гостиницей, – заверил я его. – Всё, ради чего я прибыл, – это желание удовлетворить любопытство. Помимо всего прочего, мне стоит хотя бы немного узнать о моем покойном дядюшке, которого я никогда не видел. Каким он был человеком, как представлял себе спокойную старость, какие картины раскрывались перед ним в последние годы – да и какой образ жизни он вел. У меня есть предположение, – добавил я, позволив себе, быть может, лишнюю искренность, – что я унаследовал определенное сходство с ним, поэтому для меня столь важной может оказаться эта поездка.

– Понимаю, – кивнул Дерек Гудман. – Весьма и весьма достойная причина для столь дальнего и трудного путешествия.

Он довольно быстро пришел в себя и сделался приветливым и говорливым. Очевидно, какие-то хитрости в том, как он вел здешние дела, все-таки имелись, и менее всего ему хотелось бы, чтобы законный владелец гостиницы об этом проведал. Но меня это действительно не занимало: основной смысл моей жизни находился совершенно в иной области.

– Что ж, мистер Кевин Гилберт… – заговорил Гудман. – Даже не знаю, с чего и начать. Он прибыл сюда приблизительно за пять лет до своей кончины и некоторое время ходил по улицам и вглядывался в дома, в лица людей, ощупывал деревья, стены, заборы… В первые несколько часов мы даже сочли, что он слепой, так много значения придавал он прикосновениям. Однако позднее мы убедились в том, что у него отличное зрение – мало кто способен был видеть настолько хорошо, как он. Еще одна странность – в эти первые дни никто не знал, где он ночует. По ночам он просто исчезал, как будто растворялся в темноте, но утром появлялся вновь, спокойный и отдохнувший.

– Возможно, он ночевал где-то в лесу? – предположил я. – Здесь же много необитаемых мест, где можно скрыться и провести ночь.