Пробуждение Ктулху

Чего он ждал от моего визита? Что я смогу изменить то, что не в силах изменить он сам? Возможно, он попал в своего рода ловушку, когда человек ходит по кругу в лабиринте, не в силах выбраться, и постоянно повторяет один и тот же путь, не догадываясь свернуть на другую тропинку? Я читал о подобных историях: однажды двое молодых людей таким же образом заплутали в лабиринте и провели там целых два дня, прежде чем служители парка обнаружили их, совершенно обессилевших и отчаявшихся найти путь к спасению. Никто не мог понять, как такое вышло. Единственное разумное объяснение всей этой истории дал врач-психиатр: он считал, что у людей, очутившихся в совершенно непонятной ситуации, отключается способность критически анализировать действительность – и они начинают ходить по кругу, как это случается с некоторыми животными, утратившими умение ориентироваться. Я не исключал, что Крэбб переживал то же самое, что и эти двое несчастных из лабиринта. Будучи человеком разумным и волевым, он, по всей видимости, трезво смотрел на свою ситуацию и счел возможным попросить меня о помощи. Таким образом, мне отводилась роль служителя, способного взять Крэбба за руку и вывести из ловушки в большой мир.

Собравшись с духом, я сошел с перрона на тропинку и зашагал в сторону поселка. Это была единственная натоптанная тропа, которая свидетельствовала о близости людского поселения, поэтому я не боялся сбиться с дороги. Вокруг росла трава выше человеческого роста, между стеблями поблескивала вода – там было болото, а за болотцем сразу же начиналась непроходимая чаща. Между стволами высоких деревьев были навалены ветки и упавшие деревца, поверх которых выросли кустарники. Все эти ветви сплетались между собой, образуя барьер, который невозможно преодолеть никакому существу. Высоко, под самыми облаками, раскачивались вершины, и ветер кричал пронзительным, жалобным голосом. Я уверял себя в том, что это всего лишь ветер, хотя то и дело мне начинали слышаться слова, произнесенные на невероятном языке – языке, которого определенно не существует в нашем мире. Я не знал, что они могут означать, я даже не был уверен в том, что это действительно какие-то слова, образующие связную речь, и тем не менее не мог отделаться от чувства, что некто пытается сообщить мне что-то важное, что-то, чего я никогда не пойму. Есть вещи, которые человек понять не в силах, как бы он ни старался. Вообще, в сущности, величие человеческого разума, так превознесенное в восемнадцатом веке, похоже, сильно преувеличено. Физически я мал и слаб – если сравнивать меня с этим лесом, и с этим фактом я смирился очень давно. Человек – пылинка посреди океана, пустыни или лесного массива, да и в большом городе он тоже незначительная величина. Однако я привык считать свой разум способным охватить огромные величины и расстояния: я мог понять и океан, и пустыню, и чащобу, и Нью-Йорк, рассудок человека достаточно велик и может простираться на большие расстояния, он вмещает в себя огромные величины, числа больше миллиона – и так далее.

Но сейчас мой разум как будто натолкнулся на некий барьер, на нечто, чему не было ни названия, ни объяснения, это невозможно было ни сосчитать, ни определить какими-либо словами. Ничто из того, чем владеет человеческий ум, не подходило для осознания того невыразимого, что таилось в лесной чаще.

В какой-то мере это было похоже на то, что раздавалось в мертвом саду миссис Паттеридж, но умноженное тысячекратно. Я перестал вслушиваться и всматриваться и сосредоточился на тропинке. Я был уверен, что запредельное на какой-то миг соприкоснулось со мной разумом – и в то время, как я мысленно ощупывал его, оно тоже, в свою очередь, мысленно ощупывало меня. И самым безопасным было попросту отключить мысли – насколько это возможно – и смотреть себе под ноги, считая шаги. Я почти физически ощутил, как незримые щупальца отдернулись от моего мозга… мне стало легче – ненадолго.

Вскоре передо мной открылся поселок. Это было небольшое, унылое поселение с островерхой церковью в центре. Я был удивлен, увидев в этой глуши столь характерное для Новой Англии строение. На миг я даже подумал, что мне почудилось, но звук колокола, донесшийся до меня в тот же миг, развеял сомнения. Церковь как будто хотела мне возразить, когда я усомнился в ее существовании, и подала голос, едва я ступил на территорию Драммонд-Корнерс.

Итак, я был на месте. Осталось только понять, что означает «на берегу», как подписал Крэбб свою телеграмму. Несомненно, это указание на местоположение его дома. Но что за «берег» мог быть здесь, посреди лесной чащи?

Мои сомнения разрешились довольно быстро, когда дорога пошла под уклон и вывела меня к заросшему осокой озеру, простиравшемуся, как и болотце, которое я уже наблюдал, пока шел от железной дороги, до непроходимой чащи. Небольшой дом, возведенный, судя по некоторым деталям, в частности веерообразному окну, расположенному прямо над входной дверью, не позднее середины прошлого столетия, стал обиталищем моего друга, запертого здесь, как в клетке.