Пробуждение Ктулху

Пока я шел по поселку, мне не встретилась ни одна живая душа, что показалось странным. Здесь не было даже кошек и собак. Только колокол на церкви мерно гудел в такт моим шагам – впрочем, это, разумеется, было лишь иллюзией, порожденной моим чрезмерно развитым воображением и напряженными нервами. Стоило мне поравняться с церковью и бросить взгляд на ее островерхую крышу, как всякие звуки умолкли. И когда я быстро зашагал дальше, я не слышал больше ничего, кроме шороха гравия под моими ботинками.

Стены дома на берегу были выкрашены в красный цвет, словно это был не жилой дом, а сарай. Они отражались в озерном зеркале фрагментами – там, где осока оставляла воду открытой, – и от этого казалось, будто в озере кто-то разбросал красные цветы.

Я поневоле вздрогнул, вспомнив о цветах на картинах Деборы Остин, – и почти мгновенно то самое невыразимое, что притаилось в лесной чаще, вновь коснулось моего сознания. Это прикосновение вызвало почти физическую боль и смешанное с болью отвращение. Как будто нечто абсолютно чуждое человеческому сознанию настойчиво пыталось проникнуть в мои мысли и завладеть ими. Я тряхнул головой, решив не поддаваться наваждению, и поднял руку, чтобы постучать в дверь. Но не успел я даже коснуться двери, как она распахнулась. На пороге стоял Крэбб – он выглядел поздоровевшим, его кожа стала загорелой, рукава клетчатой рубашки были закатаны.

– Крэбб, дружище! – сказал я, стараясь выглядеть непринужденно. – Да вы тут процветаете. А я подумал было, что вам нужна помощь, и примчался при первой же возможности.

– А! – произнес он отрывисто. Он странно, тяжело дышал, что как-то не вязалось с его бодрым видом. Глаза его бегали, словно он никак не мог определить, откуда доносится мой голос и в какую сторону ему следует смотреть. – Вы приехали.

– При первой же возможности, – повторил я.

– Угощу вас чаем, – сказал Крэбб. – Гостей нужно угощать чаем. И… Как вам понравилась погода?

Что-то в его манере общаться вдруг неприятно напомнило мне Пейшенс Паттеридж, и я насторожился.

– Довольно странно, что вы поселились на берегу озера, – заметил я, проходя вслед за ним в дом и беглым взглядом окидывая стены. Они были выкрашены свежей краской – ни следа запустения или неряшливости. Даже живя в подобной глуши и совершенно очевидно занимаясь физическим трудом, Крэбб не позволял себе опуститься.

– Что же, по-вашему, такого странного в том, что я живу на берегу озера? – улыбнулся он.

Я никогда раньше не видел у него такой широкой открытой улыбки и решил считать ее признаком поправившегося самочувствия и следствием близости к природе.

– Насколько я помню, в Нью-Йорке вас преследовал отвратительный запах гниющей рыбы, – пояснил я. – Поэтому было бы логично предположить, что вы станете избегать близости какого-либо водоема.

– А, – отозвался он неопределенно. – Однако это было в Нью-Йорке. Когда я переехал сюда, ситуация полностью изменилась. Здесь никакой гниющей рыбы. Никакого дурного запаха.

При этом, как я заметил, ноздри его чуть-чуть раздулись, как будто он принюхивался к чему-то.

Спустя мгновение он подтвердил мои худшие опасения, прибавив:

– И кстати, что вы нашли такого неприятного в запахе гниющей рыбы? Это совершенно естественный запах, порождение Матери-Природы, а все, что исходит от нее, естественно и не может вызывать отвращения у разумного человека.

– Обычно людям этот запах не нравится, только и всего, – коротко ответил я.

– А, – протянул он и внезапно произнес: – Нужно выпить чаю.

Это выглядело так, словно кто-то внезапно напомнил ему о том, как следует принимать гостей. Я не стал акцентировать на этом внимание в надежде, что некая внешняя воля еще не полностью завладела сознанием и поведением моего друга. А в том, что воля эта существовала и уже оказала существенное влияние на такие слабые натуры, как Дебора Остин или миссис Паттеридж, я больше не сомневался. Возможно, Крэббу удалось еще сохранить остатки своей личности, но полной уверенности у меня не было. Более того, с каждой минутой надежда вернуть моего друга таяла.

Я решил делать все в точности так, как он говорит, не возражая и по возможности не возбуждая подозрений.

Мы прошли в небольшую комнату на первом этаже и устроились за столиком возле окна, выходящего на лес. Я смотрел, как качаются деревья – в отдалении и все-таки довольно близко. Тревожаще близко – я не мог подобрать разумное объяснение этому явлению, и все же дело обстояло именно так.

– Пока я шел к вам, по дороге через поселок я не встретил ни одного человека, – заговорил я.

– Все на какой-нибудь работе, – объяснил, улыбаясь, Крэбб. – Не ожидаете же вы, что посреди рабочего дня они станут шататься без дела? Это не город, черт побери, – ругательство прозвучало механически, снова вызвав подозрение в том, что Крэбб следует какому-то заученному шаблону. – Если в деревне не работать, то можно и с голоду помереть. Вот я ждал вас, поэтому и был дома. Иначе я тоже отправился бы в лес рубить дрова или заготавливать еду.

– Откуда же вам стало известно, что я приеду именно сегодня? – удивился я.