Цветы с их огромными махровыми растрепанными «головами» были омерзительны. Они напоминали сырое мясо, которое кто-то пытался кромсать тупым ножом. Их зевы были раскрыты, словно даже в предсмертной агонии они не оставляли попыток укусить и загрызть любого, кто окажется рядом. И это от них ползла, наполняя комнату удушьем, вонь мерзкой тухлятины.
Обернув руку платком, я осторожно снял картину и вынес ее из комнаты, и на какое-то время мне стало легче.
Думаю, мои дни сочтены – по крайней мере дни человека, которого знали под именем «Эверилл Баррел». Если мне суждено продолжить свое существование, то в какой-то иной форме – или вообще вне всякой формы, в виде чистой энергии.
Недавно я написал преподобному Смиту. Разумеется, я не мог рассказать ему всю правду – ограниченный разум Эйдена Смита просто не в состоянии вместить эти более чем странные откровения. Однако я был предельно откровенен с ним, насколько это было возможно в моем положении. Я признавал его правоту и под конец справился о здоровье миссис Паттеридж.
Отправляя это послание, я не слишком надеялся на ответ, однако преподобный Смит ответил мне достаточно быстро, и через четыре дня его ответ принесли с вечерней почтой.
«Потерянная душа Пейшенс Паттеридж окончательно погибла для света и мира, – сообщал преподобный после подобающих вступительных слов и короткого назидания. Следует также отметить, что он писал на особой почтовой бумаге, изготовленной, надо полагать, по его персональному заказу: наверху красовалась набранная изящным шрифтом цитата из псалма. Я оценил его пастырский жест: полагаю, на этой бумаге он составлял лишь те послания, которым придавал особую важность. – После того, как она порвала связи со всеми обитателями Нью-Хейвена, которые еще обладали достаточным стремлением к доброделанию и пытались навещать ее, оказывая помощь как в телесных ее нуждах, так и в духовных, – она окончательно опустилась и перестала следить за собой и своим жилищем. Все растения в ее саду засохли, что и неудивительно, учитывая ее обращение с ними. Дом стремительно ветшал, и во время последней бури у него обвалилась часть крыши. Несколько сострадательных прихожан вызвались починить ее, однако миссис Паттеридж пришла в неописуемую ярость и изгнала их со своего порога. Тем не менее многие помнили ее по прежним временам и испытывали к ней искреннее сострадание. Ничто не могло ей помочь, ничто не в состоянии было остановить стремительный ход разрушения и деградации. Наконец, когда мы поняли, что не видели ее уже более месяца, несколько человек отправились посмотреть, что происходит в доме. Мы опасались худшего – обнаружить в этих развалинах мертвое тело… Однако то, что там находилось, оказалось гораздо страшнее. Весь пол был покрыт влажными пятнами правильной круглой формы, и в центре каждого круга лежало по странному существу, отдаленно напоминавшему лягушку. Все они были мертвы и все как-то странно искажены, выкручены, словно жгуты. У некоторых, как показалось наблюдателям, были человеческие лица. Впрочем, всматриваться в эту жуткую картину никто не стал, и добровольцы покинули дом как можно быстрее. Ни следа Пейшенс Паттеридж обнаружено не было, так что вынужден сообщить вам эту печальную новость. Остаюсь и проч.» (далее опять следовали приличествующие теме слова и небольшое нравоучение).
Я отложил письмо, которое глубоко меня взволновало, и почти тотчас отправился в библиотеку – мне необходимо было ознакомиться с газетами за последние месяцы. В редакции я не появлялся уже три недели, а когда Баррингтон присылал ко мне посыльных, прятался и не открывал дверь. Это было проявлением малодушия с моей стороны, но я пока никак не мог объяснить свое поведение, поэтому попросту избегал встреч и разговоров. Полагаю, в какой-то момент Баррингтон попросту уволит меня и выбросит мой тусклый образ из своей памяти.
Мне необходимо было выяснить, не случилось ли чего-либо подобного с автором «Песен запредельного» – Майклом Коннолли Райтом. К моему удивлению, Райт не только не исчез, но и в какой-то мере процветал. Я увидел репортаж с какого-то приема, на котором восходящая звезда поэзии, явно наслаждаясь своей скандальной известностью, читала свои новые произведения. Значило ли это, что можно обладать той «чувствительностью», «восприимчивостью», о которой говорил Крэбб, и все-таки избежать воздействия существ?
Меня немного успокоило это сообщение. Однако в том, что касалось Деборы Остин, дела обстояли менее радужно: художница предприняла путешествие в Европу на лайнере «Аляска», однако спустя несколько дней после отплытия лайнер исчез. Никто не знает, что с ним случилось, и поиски тоже ничего не дали. Было ли это таинственное исчезновение как-то связано с Деборой Остин или же произошла одна из тех непредсказуемых катастроф, которые легко могли бы быть объяснены, будь у нас хоть какие-то более-менее достоверные сведения о них? Я вдруг задумался над тем, что многие так называемые «загадочные крушения» на самом деле вовсе не загадочны – мы попросту не имеем данных о произошедшем.