Первый этаж особняка был огромным. Полное воздуха пространство открытой планировки, кухня с видом на остров, с длинным обеденным столом. В глубине стояли уютные диванчики и кресла, массивный каменный камин с двумя вязанками свежих дров по бокам. Лестницу, ведущую наверх, к спальням, обрамляли перильца, и единственным узким пространством во всем доме был коридор, ведущий в подвал.
Хотя по ширине этот коридор был, пожалуй, такой же, как в ривердейлской школе, там было тесно, сумрачно, неуютно – словом, кошмар клаустрофоба. А может, просто меня постепенно одолевал ужас, хоть я и храбрилась изо всех сил, говорила себе, что не боюсь такой ерунды, как темнота, что я хладнокровно смотрела в глаза Черному Шлему и видела в нем родную кровь.
Чем дальше мы шли по коридору, освещенному только бледным огоньком Джагхедова телефона, тем труднее мне было изображать браваду.
– Кажется, мы прошли целую Зеленую милю. – Я попыталась пошутить, но шутка утонула в призрачных безмолвных тенях, особенно после моего замечания Джагу об ужастиках.
– В этом коридоре есть что-то общее с фильмом «Мертвец идет». Кажется, на двери в самом конце обязательно будет номер двести тридцать семь. Или четырнадцать ноль восемь. – Две его любимые отсылки к Стивену Кингу. – Прости, мы, кажется, собирались не думать об ужастиках.
– Ничего, – ответила я. – Мне нравятся твои жутковатые увлечения, хоть сейчас я и помираю со страху. Может, это означает, что мы с тобой идеальная пара?
– Поддерживаю такую трактовку. Но… Погоди-ка… Смотри. – Он посветил фонариком.
Перед нами была дверь. Тяжелая, деревянная, как и все двери здесь, сверкающая дорогим лаком, она источала мускусный аромат старины, который почему-то вселял уверенность. И она сурово перекрывала нам путь к Веронике и Арчи.
– Да, впечатляет, – признал Джагхед. – Но это явно не комната двести тридцать семь. Так что паниковать рано.
Он взялся за ручку и подергал. Она даже не шелохнулась.
– А теперь пора паниковать? – спросила я. Опять попыталась пошутить, и опять неудачно.
Джагхед потянул за край шапки, выпустив прядь непослушных волос. Какое у него милое лицо! И вдруг его осенило.
– Да это же убежище!
– Убежище? В подвале?