Прочь из города

Я взял подушку. От нее не пахло тем, чем обычно Вероника моет голову, или лосьоном, похожим на ванильное мороженое. Пахло только чистым бельем и больше ничем.

Тогда я снова осмотрел кровать.

И не сразу понял, что же это такое.

Записка.

На кровати, там, где только что была подушка, лежала записка. Белый клочок бумаги с неровными краями, словно оторванный от большого листа. И надпись квадратными печатными буквами.

От этих слов у меня засосало под ложечкой.

Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ.

Вот так. Крупными корявыми буквами. Ни подписи, ни инициалов. Да я их и не ожидал.

Каждый мускул тела напрягся. Первым порывом было кинуться к окну, проверить, не грозит ли нам опасность. (В нашем мире любые слова об опасности и безопасности потеряли всякий смысл.) Подбежал, раздвинул шторы, выглянул.

Никого. Снаружи ничего не было, только шумел ветер да стрекотали сверчки. Но и в ту ночь мы слышали лишь это.

В нашу первую ночь здесь. В ночь, когда все началось. Когда на нас напали.

Той ночью тоже было необычайно тихо. Вплоть до той самой минуты. До того мгновения, когда мы услышали треск, насторожились, и внезапно вся жизнь перевернулась с ног на голову.

Кто это написал? Неужели записку оставил нам Хайрэм? Нет, это бессмысленно. Даже наши родители не знали, что мы здесь. Кто-то прокрался за нами в особняк? Может быть, тот, кто оставил у порога птиц?

Фраза словно из любимых Джагхедом ужастиков: «Я знаю, что ты сделал». Но это происходит с нами в реальной жизни.

Мне стало стыдно. Мои друзья – если бы не я, их бы тут вообще не было. Может, я, согласившись поехать сюда, завел их в беду?

Я то сворачивал, то разворачивал записку. Это не галлюцинация, как бы мне этого ни хотелось.

«Я знаю, что ты сделал».

Но я же не убивал Кэссиди; это сделал не я. Да, я гнался за ним по лесу. А когда увидел Андре, стоявшего там, то посмотрел ему прямо в глаза. Я не знал, что именно он собирается делать, но и нельзя сказать, что был в полном неведении. В глубине души я понимал, чуть-чуть, но догадывался, что произойдет дальше. Но ничего не сказал, не вмешался, даже не остался рядом, чтобы быть свидетелем. Посмотрел на Андре, повернулся и ушел.

И потом услышал выстрелы.

После знакомства с Хайрэмом Лоджем я сделал многое. Организовал «Красный круг». Заявил, что по поручению мистера Лоджа убил Поппу Путина. Угрожал пистолетом Свит Пи, хоть и (вероятно) ни за что не выстрелил бы. И мама предупреждала, что все эти факты – истинные, реальные – непременно всплывут на финальном слушании.

«Я знаю, что ты сделал».

Беда в том, что эта записка могла говорить об очень и очень многом.

Хоть я и не убивал Кэссиди, но все же натворил достаточно.

И кто-то где-то об этом знал.

Кто-то за нами следит. И понимает, что, хоть я и не убийца, невинной овечкой меня тоже не назовешь.

* * *

Я спустился в гостиную. Бетти, Джагхед и Вероника сидели у одного конца массивного обеденного стола. Перед ними стояла тарелка с хлебом и холодной нарезкой, и Джагхед накладывал на булку кусок индейки, которого хватило бы на шесть сэндвичей.

– Арчи! – Глаза Вероники радостно вспыхнули.

Она поставила передо мной бокал вина, я взял его, и она ласково чокнулась со мной.

– Привет, ребята.

У меня в кармане горела как огонь таинственная записка, но я о ней ничего не сказал. Еще не собрался с силами.

– Присаживайся. – Вероника обвела рукой стол. Помимо хлеба с мясом, там стояла большая ваза с нарезанными фруктами и ваза еще больше – с чипсами. С четырьмя винными бокалами, уже полными, соседствовали несколько банок газировки, пластиковые бутылки с водой и полупустой кофейник. А возле тарелки Джагхеда высился пакет арахисовых M&M больше его самого.

– Шоколад и кола, – сказал он, поймав мой взгляд. – И черный кофе. Немного сахара и кофеина, чтобы продержаться до утра.

– Ничего себе немного, – поддразнила Бетти. Но она сама прихлебывала газировку гораздо активнее, чем вино.

– Угощайся, Арчи, – сказала Вероника. – Подытожим все, что известно на этот момент, потом выработаем стратегию. У нас есть индейка, ветчина, курятина, все сыры, какие имелись в нарезанном виде, и старое доброе арахисовое масло.

– И чудесное овсяное печенье из какой-то шикарной нью-йоркской пекарни. – Бетти протянула целлофановый пакет, заклеенный смутно знакомым логотипом.

До этой минуты я и не думал о еде, но, оглядев стол, понял, что голоден. Наложил себе полную тарелку, увенчав ее шоколадом и чипсами, – Джагхед определенно понимал смысл жизни.

– Итак, – Вероника подняла бокал на уровень глаз, – подытожим. Какой информацией мы располагаем?

Меня так и подмывало рассказать им о записке, я с трудом удерживался, чтобы не достать ее из кармана. Надо, надо… но я никак не мог собраться с духом. Потому что – можно ли вообще назвать это информацией? Записку мог подложить кто угодно. В любое время. Чем это нам поможет? Только лишний стресс, и ничего больше.

Но и прятаться – тоже не ответ. Я это понимал. Но… подожду еще немного.