Продам кота

В центре широкой площадки, куда привела нас лестница, журчал фонтан, а у диванчиков рядом с кустами роз то и дело выстреливали водяным паром незаметные среди листвы зеленые трубочки. Что-то подобное я видела на верандах ресторанов в центре Москвы летом. Выглядит удивительно: будто цветочную клумбу заколдовали, но в жару от этого становится прохладнее.

А жарко было очень. С меня, одетой в легкое платье, пот лил градом, а уж каково было Вильгельму в его черном костюме, не хочется даже думать. Впрочем, принц выглядел так, будто жары не замечает. Может, заклинание? Попросить поделиться?

– Тебе нравится?

Я вздрогнула.

– А?

Вильгельм совершенно по-кошачьи улыбнулся и вкрадчиво спросил:

– Виктория, ты задумалась обо мне?

– Ну да, ты же центр моего мироздания, – фыркнула я.

Вильгельм шутку не оценил: он только выше вздернул нос и буквально засветился. Ой, да он же поверил!

– Так и знал, что нравлюсь тебе.

– Безумно, – само вырвалось, надо было промолчать.

Вильгельм остановился у фонтана и, не замечая любопытных взглядов (а их было немало – два рыжих человека рядом всегда привлекают внимание), прижал меня к себе. Долго смотрел в глаза (я тоже, чего уж там – есть что-то завораживающее в глазах, когда они разноцветные), потом хрипло произнес:

– Я хочу тебя поцеловать.

И потянулся к моим губам – я еле успела увернуться.

– Обойдешься.

Принц нахмурился:

– Не понимаю. Я же тебе безумно нравлюсь. Или это снова девичья уловка?

Я вздохнула:

– Какая уловка, Вильгельм? Ты не понимаешь сарказм?

Принц удивленно замолчал, а я по глазам видела: в какой-то момент его осенило. И озарение это ему не понравилось.

– Виктория, не нужно со мной играть.

Я повела плечом, высвободила правую руку и щелкнула его по носу.

– Тогда запомни: я смотрю на тебя и вижу кота. Ко-та. Понимаешь? – Хотелось еще и в шутку за ушком его почесать, но я не решилась: мы не были настолько близки. Ха, да даже со Стивеном я была ближе, а Вильгельма действительно знала только как кота. В таком обличье его можно было тискать и дергать за лапы, и да, по носу щелкать. А человек – этот красивый юноша с вывертами на почве тяжелого детства – был для меня чужим. У меня просто рука не поднималась его коснуться. Боже, про какую любовь может говорить сам Вильгельм, я точно так же для него чужая!

Принц отвернулся. Он не отодвинулся, но смотрел теперь на фонтан, и я видела: злится. Еще бы не видеть, струи из тех, что ближе к нам, заледенели.

– Прости.

Принц покачал головой и неожиданно серьезно сказал:

– Тебе не за что извиняться. – Потом повернулся, снова посмотрел на меня. – Виктория, что мне сделать, чтобы понравиться тебе?

Я на мгновение потеряла дар речи, а на глаза, как назло, попался Стивен, который вовсю жестикулировал: дескать, попроси его принести то, что нам нужно. Я знала, что, если действительно попрошу, Вильгельм все исполнит. И если заикнусь сейчас о помощи, поможет.

А потом я уйду домой, в другой мир, и буду там спокойно жить, зная, что обманула наивного парня, у которого я к тому же первая любовь?

Не, ребят, я так не могу.

Поэтому я честно сказала:

– Тебе не нужно мне нравиться.

Вильгельм покачал головой:

– Нужно. Ты меня полюбишь.

– Виль…

– Я сказал – полюбишь, значит, полюбишь. Я всегда своего добиваюсь, так или иначе. Идем.

И, взяв меня за руку, повел прочь от фонтана. А я подумала, не стала ли для него вызовом, как для ученого неудача в исследовании или, наверное, для мага – в заклинании?

На площадке у фонтана не было людно: пока мы с принцем спорили, я заметила только несколько парочек на диванчиках у розовых кустов. Все они – да и цветы, похоже, тоже – с любопытством смотрели на нас, но не вмешивались. Однако когда Вильгельм повел меня от фонтана к длинному павильону, закрытому от солнца виноградом (кстати, спелым), придворных там оказалось больше, ярких, разноцветных, на мой взгляд, экзотичных. Мужчины – в камзолах вроде того, что был на принце, но не черных, а синих или зеленых, – беседовали в основном друг с другом, почти не обращая внимания на дам, еще более разноцветных, будто райские птицы, цепляющихся за локоток кавалеров. Дамы говорили, только если к ним обращались. Впрочем, это не мешало им курсировать от одной мужской группки к другой и довольно часто попадаться нам под ноги. Выглядело это весьма забавно: идет леди, обмахивается веером, томно поглядывает на принца… Потом замечает меня, тормозит – и резко сворачивает в сторону. И так раз пять, но, конечно, разные дамы.

Вильгельм это тоже отлично видел, и его улыбка с каждым разом становилась все шире и шире. На шестой леди он начал о них говорить. Дескать, это юная дочь графа такого-то, приданое у нее такое-то, завидная невеста, видишь, как юные лорды на нее смотрят? А она, красавица, глядит только на Вильгельма, потому что он… Павлин, короче. Или кот мартовский, хвост трубой. Ох!

Я честно терпела до десятой дамы. Потом принц, которому все очень нравилось, ударился в особенно долгое объяснение, почему госпожа… не-помню-кто прелестна, удивительна и составила бы ему прекрасную партию, – в общем, тогда я не выдержала и подхватила: